Тень Голема

– Сразу после разрушения ворот пехота пойдет в атаку и захватит стены Белого города, а лисовчики пана Роговского, черные рейтары и ваши запорожцы должны будут ворваться на улицы Москвы и довершить разгром. Как видите, господа, план до гениальности прост и не потребует ни осадных орудий, ни большого количества атакующих войск.

Метр Бессон закончил говорить и выразительно посмотрел на Сагайдачного.

– Что скажете, монсеньор?

Гетман молча размышлял, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

– План хорош, – произнес он наконец, – только и русские не дураки, и разведка у них работает. Они прекрасно понимают, что главный удар будет нанесен на территории между Москвой-рекой и Неглинной.

Выхватив из ножен длинную саблю, он решительно прочертил на карте, лежавшей на столе, воображаемую линию от Тушинского лагеря до Тверских и Арбатских ворот.

– Невозможно скрыть передвижения войск там, где первый встречный – лазутчик врага. Москали разместили большую и наиболее боеспособную часть своего гарнизона именно там, куда пан Ходкевич собрался ударить! Можете не сомневаться, они нас ждут!

– Все так, но монсеньор не учитывает сопутствующие обстоятельства. Ночь, момент неожиданности и ваша ложная атака. В ставке Великого гетмана шансы на победу оцениваются очень высоко. Ждать далее бессмысленно – только быстрые и успешные действия могут обеспечить триумф похода. Затягивание только усложнит задачу.

Француз скрутил карту в трубочку и собрал со стола оставшиеся бумаги.

– Итак, месье, что мне передать гетману Ходкевичу?

Сагайдачный обвел вопросительным взглядом притихших куренных старшин.

– Что скажете, панове полковники?

Переглянувшись, «панове» загалдели, как разворошенный улей.

– Що ж, бусурман, толково говорить!

– Треба брати Москву!

– Три дні на розграбування!

– Решено, – хищно ухмыльнулся гетман, – следующей ночью атакуем посады. Все спалить дотла. Никого не щадить. Всем жителям от мала до велика отрубить руку и ногу и скормить собакам! Пусть москали веками трепещут от одного нашего имени!

Войсковая старшиˊна радостно заголосила, будто уже взяла город на щит. Сагайдачный поднялся с кресла и, хлопнув в ладоши, громко объявил:

– А теперь, панове, гуляем! Горилку и закуску панам полковникам!

В начавшейся следом почти праздничной суматохе не участвовали только французские мастера-подрывники. Они подошли к гетману и, учтиво откланявшись, сообщили, что возвращаются в Тушино. Им жаль, но они не могут остаться, так как уже и без того задержались, а им надо готовить команды саперов для завтрашнего ночного штурма.

– Нет, нет, так не пойдет! – яростно замахал руками Сагайдачный. – Не пристало гостям без подарков уходить! Выдать панам офицерам штоф[81] жубрувки и штоф старки из королевских подвалов. Пусть помнят нашу щедрость…

Отец Феона слез с березовых козел и, осторожно ступая, направился к выходу, поманив за собой остальных монахов.

– Ну что же, братья, с Божьей помощью и наш черед пришел! Пошли, что ли?

Глава 19

Метры Бессон и Безе, благополучно выветренные из памяти казацкой старшины сразу, как только за ними закрылись двери настоятельских палат, вынуждены были добираться до колымажного[82] двора, находившегося на другом конце монастыря, без охраны, в сопровождении одного слуги. Парень тащил на себе кучу самых разнообразных вещей: большую корзину со снедью и двумя штофами вонючей польской водки, уродливый кожаный баул с документами и штуку папужиго[83] фалендыша[84] под мышкой. При этом он умудрялся подсвечивать господам дорогу чадящим факелом, нещадно плюющимся горячими искрами.

Идя гуськом друг за другом, французы вплотную подошли к колымажному двору, когда свет неожиданно погас. В темноте метр Безе больно ударился ногой о камень, вросший в землю недалеко от ворот сарая, и взвыл от боли:

– Nique ta mère! Antoine? La lumière?[85]

В следующий миг огонь от факела вновь осветил ночную тьму. Французы рассерженно обернулись и обомлели. Вместо субтильного, деликатно сложенного Антуана к ним приближался крепко сбитый монах, лицо которого скрывал глубоко наброшенный на голову куколь.

– Ты кто? – спросил месье Безе по-русски и тут же осел на землю после едва заметного короткого и резкого удара ладонью в солнечное сплетение.

– Merde![86] – прохрипел он натужно и потерял сознание.

Объятый ужасом месье Бессон, забыв о шпаге на своем боку, сделал пару шагов назад, успев пролепетать:

– Va chez le diable, enfoiré![87]

Но хлесткий боковой удар основанием ладони под нижнюю челюсть срубил его, как топор молодую березку.

– Ловко ты их угомонил, Григорий Федорович! – высунулся из сарая Гришка Друковцев. – Вот бы и мне так научиться!

Феона, обернувшись, погрозил Гришке кулаком.

– Не болтай лишнего. В колымажную их.