Тень и Коготь

– Конечно, рассказ моей дорогой шатлены не объясняет, отчего Урд названа именно так, но главное подчеркивает великолепно. В те времена человечество странствовало от мира к миру на собственных кораблях, и каждый из них покоряло и возводило там города Человека. То были величайшие дни, дни расцвета человеческой расы: отцы отцов наших отцов стремились к господству над всей Вселенной.

Тут он сделал паузу, словно бы ожидая от меня каких-нибудь комментариев, и я сказал:

– Да, сьер, с тех пор мы утратили изрядную толику мудрости.

– О, тут ты попал в самую точку. Но кое в чем, при всей своей проницательности, все же ошибся. Нет, мудрости мы не утратили. Утратили мы могущество. Научные изыскания двигались вперед без остановок, но, пусть даже люди узнали все, что необходимо для покорения новых миров, силы нашего мира иссякли. Сейчас наше существование держится, можно сказать, на честном слове; живем мы среди руин наследия предков. Пока одни мчатся по воздуху на флайерах, одолевающих десяток тысяч лиг в день, мы, прочие, ползем по спине Урд пешком, не в силах добраться от горизонта до горизонта, прежде чем западный небокрай поднимется и скроет солнце, подобно вуали. Ты только что говорил о мате этому жалкому дурню, Автарху. Теперь представь себе двух автархов – две великие силы, оспаривающие друг у друга господство. Белые стараются сохранить все как есть, а черные – вновь направить стопы Человека на путь к владычеству. Черными я назвал их по чистой случайности, однако не стоит забывать: именно темной ночью лучше всего видны звезды, далекие, почти незаметные при свете алого дня. Итак, какой же из этих двух сил ты хочешь служить?

Среди деревьев поднялся ветер. По-моему, все до единого за столом молчали, слушая Водала и ожидая моего ответа.

– Черным, конечно же, – сказал я.

– Прекрасно! Однако, как человек здравомыслящий, ты должен понимать: отвоевание власти – дело нелегкое. Те, кто не желает перемен, могут сидеть без дела, вцепившись в свои моральные принципы, хоть целую вечность. Сделать все предстоит нам. Нам, и никому другому. Во что бы то ни стало!

Остальные заговорили и вновь принялись за еду. Я понизил голос так, чтоб слышать меня мог только Водал.

– Сьер, я тебе кое-чего не сказал, и таиться дальше не смею, опасаясь, как бы ты не счел меня ненадежным.

Намного превосходящий меня в искусстве интриги, Водал отвернулся, сделал вид, будто занят едой, и лишь после ответил:

– Что же это? Выкладывай.

– Сьер, – сообщил я, – в моих руках оказалась реликвия, вещь, называемая Когтем Миротворца.

Слушая меня, Водал впился зубами в жареную птичью ножку, но тут на миг замер, покосился в мою сторону, однако головы ко мне не повернул.

– Желаешь взглянуть, сьер? Он просто прекрасен, а хранится у меня в сапоге, за голенищем.

– Нет, – прошептал он. – То есть, возможно, и да, но не здесь… нет, лучше вовсе не надо.

– Тогда кому же его передать?

Водал прожевал и проглотил откушенное.

– Слышал я от друзей в Нессе, что он пропал. Выходит, он у тебя… значит, тебе и хранить его, пока не представится случай сбыть его с рук. Продать даже не пробуй: вмиг опознают. Спрячь где-нибудь. В конце концов, брось в какую-нибудь яму поглубже.

– Но, сьер, ведь он, несомненно, весьма ценен.

– Ему нет цены, а значит, не стоит он ни гроша. Конечно, мы с тобой – люди здравомыслящие, без предрассудков, но… – Несмотря на эти слова, в его голосе явственно слышались нотки страха. – Но эту безделку полагают святыней, способной творить всевозможные чудеса. Окажись она у меня, я буду объявлен осквернителем святынь и врагом Теологумена. Господа наши сочтут, будто я предал их. Ты должен рассказать…

Как раз в этот миг к столу со всех ног подбежал человек, которого я прежде не видел. Судя по выражению лица, явился он с безотлагательными новостями. Водал, поднявшись, отошел с ним в сторонку. На мой взгляд, сейчас он казался обаятельным, статным школьным учителем, беседующим с учеником, так как макушка гонца едва доставала ему до плеча.

Подумав, что вскоре Водал вернется, я принялся за еду, однако он долго расспрашивал гонца о чем-то, а после ушел вместе с ним, скрывшись за толстыми стволами деревьев. Один за другим поднялись на ноги и остальные, и вскоре за столом не осталось никого, кроме красавицы Теи, нас с Ионой и еще одного человека.

– Вам предстоит примкнуть к нашим рядам, – проворковала, нарушив молчание, Тея. – Однако вы еще не знаете наших Обычаев. Нужны ли вам деньги?

Я призадумался, однако Иона сказал:

– Деньгам, шатлена – как и злосчастьям старшего брата – любой рад всегда.

– С сего дня для вас будет откладываться доля всего нами добытого. Когда вы вернетесь к нам, вам ее отдадут. Ну а пока у меня есть для вас по кошельку, чтоб путешествие не затянулось надолго.

– Значит, мы отбываем? – уточнил я.

– А разве тебе не сказали? Ничего, за ужином Водал все объяснит.

Я полагал, что в тот день нам поесть больше не доведется, и, видимо, эта мысль отразилась на моем лице.

– Ужин приятный лесной, ужин под яркой луной. За вами пришлют кого-нибудь, – пообещала Тея и процитировала четверостишие: