Тень и Коготь

Я повернулся к Гефору, собираясь ответить, но тут среди деревьев по ту сторону дороги мелькнуло что-то белое, огромной величины. Немедля вспомнив, что пославший по нашу душу нотул вполне может располагать еще каким-нибудь оружием, я с силой ударил каблуками в бока вороного.

Дестрие, сорвавшись с места, помчался вперед. Около полулиги скакали мы по узкой полоске земли, отделявшей дорогу от реки. Наконец, догнав Иону, я пересек дорогу, чтобы предостеречь его, и рассказал об увиденном.

Слушая меня, Иона о чем-то раздумывал, а когда я закончил, сказал:

– Нет, мне подобные существа неизвестны, однако неизвестных мне привозных животных на свете наверняка немало.

– Но ведь такие звери не бродят на воле, будто отбившаяся от стада корова!

Вместо ответа Иона указал на землю в паре шагов впереди.

Среди деревьев вилась посыпанная щебнем дорожка не больше кубита в ширину. Дорожку с обеих сторон окаймляли цветы – такого множества диких цветов, выросших рядышком, сами собой, я в жизни еще не видывал. Вдобавок устилавшие ее камешки оказались столь одинаковой формы, столь ослепительно-белыми, что наверняка были доставлены сюда с каких-то неведомых далеких берегов.

Подъехав поближе и присмотревшись к ним, я спросил Иону, откуда здесь могла взяться такая дорожка и что все это может значить.

– По-моему, только одно – что мы уже в окрестностях Обители Абсолюта.

Внезапно это место вспомнилось мне во всех подробностях.

– Да, – подтвердил я. – Однажды мы с Жозефой и еще кое с кем устроили рыбалку и прибыли сюда. Переправились через реку возле того кривого дуба и…

Иона взглянул на меня, будто я не в своем уме, и мне на миг показалось, что так оно и есть. Да, ездить верхом на охоту мне доводилось нередко, но сейчас подо мною был вовсе не гунтер, а боевой дестрие. Руки мои, точно пауки, поднялись, потянулись к глазам с намерением вырвать их из глазниц… и вырвали бы, если бы оборванец, ехавший рядом, не хлестнул по ним ладонью – ладонью из чистой стали.

– Ты не шатлена Текла, – жестко сказал он. – Ты – Севериан, палаческий подмастерье, имевший несчастье влюбиться в нее. Взгляни сам!

С этими словами он поднял передо мною стальную ладонь, и в ней, отполированной до зеркального блеска, отразилось совершенно чужое лицо – изумленное, узкое, изрядно пугающее.

Спустя еще миг мне вспомнилась наша башня, плавные изгибы стен из гладкого темного металла…

– Я Севериан, – проговорил я.

– Вот именно. А шатлена Текла мертва.

– Иона…

– Да?

– Улан-то жив, ты сам видел. А к жизни его вернул Коготь. Я положил камень ему на лоб, но, может, хватило и того, что улан узрел его мертвыми глазами. Так ли, иначе, он сел. И снова начал дышать. И заговорил со мной, Иона!

– Значит, он был не мертв.

– Но ты же сам его видел, – повторил я.

– Я куда старше тебя. И куда старше, чем ты думаешь. И если множество странствий хоть чему-то меня научило, мертвые не оживают, а годы не идут вспять. Что было и прошло, того назад не воротишь.

Лицо Теклы перед моими глазами затрепетало, развеялось, унесенное темным ветром.

– Если б я только догадался воззвать к силе Когтя там, на этом «званом ужине» с…

– Улан почти задохнулся, но умереть не успел. Когда я освободил его ноздри и рот от нотул, он снова смог дышать и мало-помалу, со временем, пришел в чувство. Что же до твоей Теклы, никакая сила во всей вселенной к жизни ее не вернет. Долно быть, ее выкопали еще в то время, когда ты был заточен в Цитадели, и хранили в какой-нибудь ледяной пещере. А перед тем, как вынести к ужину, выпотрошили, будто куропатку, а мясо зажарили, – прорычал Иона, крепко стиснув мое плечо. – Севериан, не будь дураком!

В эту минуту мне хотелось лишь одного – умереть. Появись рядом нотула, я встретил бы ее с распростертыми объятиями. Однако вместо нотул впереди, на дорожке, появилась белая громадина вроде той, которую я видел невдалеке от реки. Стряхнув с плеча руку Ионы, я галопом поскакал к ней.

XIV Аванзала

Встречаются на свете создания и артефакты, при столкновении с коими восстает наш неискушенный разум. В конце концов, чтобы примириться с реальностью, мы говорим: «То был всего лишь призрак, нечто прекрасное и ужасающее…»

Где-то среди круговерти миров, которые мне в скором времени предстоит открывать и исследовать, живет раса, во многом подобная людям и в то же время совсем не похожая на людей. Ростом они нисколько не выше нашего. Тела их тоже подобны нашим во всем, кроме безукоризненного сложения, и этот стандарт, коего они держатся неукоснительно, нам совершенно чужд. Как и у нас, у них есть глаза, носы, губы, но при помощи всех этих (как я уже говорил, безупречных) черт они выражают чувства, переживания, которых мы никогда не испытываем, так что для нас их лица, можно сказать, древняя, весьма ужасная с виду азбука эмоций, невероятно важных, но в то же время абсолютно непостижимых.