Тень и Коготь

– То есть ты можешь уйти отсюда, когда захочешь, но не желаешь?

– Нет, не желаю, – подтвердила старуха, решительно покачав головой. От возраста волосы ее были совсем седы, однако она распустила их по плечам, как принято среди юных девиц. – Уйду я отсюда только на собственных условиях, а именно – если всех, пробывших здесь так долго, что они позабыли собственные преступления, отпустят на волю тоже.

Мне тут же вспомнился украденный для Теклы кухонный нож и струйка крови, будто бы крадучись вытекшая из-под дверей ее камеры в наших подземных темницах.

– Но правда ли, что заключенные здесь действительно забывают о совершенных преступлениях?

– Нечестно! – вскинулся Ломер. – Вопрос в обмен на вопрос, ответ в обмен на ответ – таков закон, закон старины. Закон старины мы храним и блюдем. Мы с Никаретой – последние из старого урожая, но покуда мы живы, жив и закон старины. Вопрос за вопрос. Есть ли у тебя друзья, что могут похлопотать об освобождении?

Доркас, разумеется, похлопотала бы, если бы знала, где я. Доктор Талос был непредсказуем, будто очертания облаков, и именно потому также мог бы похлопотать о моем освобождении, хотя веских мотивов для этого не имел. Основную надежду, пожалуй, внушало то, что меня прислал сюда Водал, а у Водала здесь, в Обители Абсолюта, имелся по крайней мере один свой человек – тот, кому я должен был передать сообщение. Пока мы с Ионой ехали на север, я дважды пытался выбросить тот кусочек стали, но обнаружил, что сделать этого не могу: очевидно, таковы были еще одни чары, наложенные на мой разум альзабо, и сейчас я был этому рад.

– Ну так как же? Есть у тебя связи? Друзья? Родственники? Если да, возможно, тебе удастся чем-то помочь и нам, остальным.

– Друзья… пожалуй, да, – отвечал я. – Они вполне могут попытаться помочь мне, если только узнают, что со мною случилось. А велика ли надежда на успех?

В подобной манере говорили мы еще долгое время; вздумай я написать обо всем подробно, моей истории не было бы конца. Кроме разговоров да пары несложных игр заняться там, в подземелье, было решительно нечем, и заключенные беседовали да играли, пока эти занятия не утратили весь смак без остатка, точно хрящ, который некто измученный голодом жевал с утра до вечера. Впрочем, во многих отношениях здешним заключенным живется куда лучше, чем клиентам, содержащимся под нашей башней: днями им незачем бояться мук и никому из них не одиноко. Однако оттого, что большинство пленников содержатся здесь так долго, а у нас клиенты обычно подолгу не задерживаются, наши, как правило, полны надежд, а те, кого держат в Обители Абсолюта, зачастую впадают в уныние.

Десяток, а то и более страж спустя мерцавшие в потолке светильники начали гаснуть, и я сказал Ломеру с Никаретой, что вот-вот усну. Они отвели меня в дальний от двери угол, где оказалось совсем темно, и объяснили, что это место будет моим, а когда кто-нибудь из заключенных умрет, мне по наследству достанется другое, получше.

Когда они уходили, до меня донеслись слова Никареты:

– Интересно, эти сегодня ночью явятся?

Ломер что-то ответил, но ответа его я не расслышал, а пускаться в расспросы, зверски уставший, не стал. Нога нащупала на полу тоненький тюфячок. Усевшись поверх него, я лег на спину, вытянулся в полный рост, и тут моя рука коснулась живого, теплого тела.

– Не пугайся, – раздался из темноты голос Ионы. – Это всего лишь я.

– Так что ж молчишь? Я видел, что ты на ногах, но от стариков отвязаться никак не мог. Отчего ты к нам не подошел?

– Молчал я, потому что задумался. А не подошел, потому что не мог отвязаться от женщин, с самого начала утащивших меня к себе. А уж после они сами не знали, как от меня отделаться. Севериан, я должен бежать отсюда.

– Бежать отсюда, наверное, всякому хочется, – заметил я. – Мне вот – определенно.

– А я – должен, иначе никак. – Изящная жесткая ладонь Ионы – левая, живая ладонь – крепко вцепилась в мою. – Иначе я либо покончу с собой, либо лишусь рассудка. Я ведь твой друг, верно? – Голос его понизился до едва различимого шепота. – Этот твой талисман… синий камень… может нас освободить? Преторианцы его не нашли, я знаю; я наблюдал, как тебя обыскивали.

– Не хочу я его вынимать, – сказал я. – Слишком уж ярко светится в темноте.

– Давай я подниму один из этих тюфяков и подержу так, чтоб нас загораживал.

Подождав, пока Иона не управится с тюфяком, я вытащил из-за голенища Коготь. Мерцал камень так тускло, что я мог бы прикрыть его свет ладонью.

– Он что же, гибнет? Угасает? – встревожился Иона.

– Нет, с ним часто такое случается. Однако действуя, как в тот раз, когда воду в кувшине для умывания в вино превратил или когда поверг в благоговение людей-обезьян, сверкает он ярче яркого. Так что если бегство Коготь нам обеспечить и сможет, то, думаю, не сейчас.

– Нужно с ним к двери поближе. Возможно, хоть замок отопрет.

Голос Ионы заметно дрожал.