Тень и Коготь

– Может, и знает. А все потому, что эта тюрьма якобы вовсе и не тюрьма. С давних пор – полагаю, так повелось еще до воцарения Имара, – Автарх, согласно обычаю, судит всякого, обвиненного в преступлении, совершенном в пределах Обители Абсолюта, сам, лично. Возможно, прежним автархам казалось, будто, разбирая подобные казусы, они будут лучше осведомлены о зреющих против них заговорах. А может быть, они просто надеялись, справедливо судя людей из ближайшего своего окружения, посрамить ненавистников и вырвать ядовитые зубы человеческой зависти. Так ли, иначе, с делами важными разбираются без промедления, а вот обвиняемых в преступлениях невеликой серьезности отправляют сюда, дожидаться…

Буквально минуту назад захлопнувшиеся за нами, двери вновь отворились, и внутрь втолкнули оборванного коротышку с щербатым ртом. Упав, распростершись по полу, он живо поднялся и бросился к моим ногам. То был Гефор.

Заключенные в точности так же, как к нам с Ионой, бросились к нему, подняли, столпились вокруг, наперебой, во весь голос расспрашивая его кто о чем. Вскоре Никарета при помощи Ломера отогнала их и попросила Гефора назваться. Гефор смял в руках шляпу (совсем как в то утро, когда отыскал меня после ночевки у Ктесифонского перекрестка) и заговорил:

– Я – раб моего г-г-господина, избороздивший сотни морей и к-к-карт истрепавший без счета, насквозь пропитавшийся п-п-пылью дорог, дважды покинутый, а по п-п‐прозванью – Гефор!

Все это время он не отрываясь смотрел на меня с безумным блеском в глазах, точно одна из безволосых крыс шатлены Лейлы – тех, что начинают вертеться юлой, кусая собственный хвост, если хлопнуть в ладоши.

Охваченный неописуемым отвращением пополам с нарастающим беспокойством об Ионе, я поспешил вернуться туда, где мы провели ночь. Стоило мне сесть рядом с Ионой, образ трясущейся серокожей крысы, маячивший перед глазами, словно бы вспомнил, что он – всего-навсего образ, похищенный из памяти покойной Теклы, и, замерцав, подернувшись рябью, угас, подобно «рыбке» Домнины.

– Что стряслось? – спросил Иона, вроде бы чуть-чуть окрепший.

– Мысли покоя не дают.

– Плохо дело, особенно для палача. Одна радость – я в этом не одинок.

Я положил сладкие булки ему на колени, а кружку поставил поближе к руке.

– Кофе. По-городскому, без перца. Тебе ведь такой и нравится?

Иона, кивнул, поднес кружку к губам.

– А тебе?

– Я свой на месте выпил. Ешь булки – на удивление хороши.

Иона послушно впился зубами в булку.

– Мне край как нужно с кем-нибудь поговорить, а кроме тебя, и не с кем, пусть даже ты после решишь, будто я – настоящее чудовище. Впрочем, ты, друг мой Севериан, тоже чудовище, можешь не сомневаться. Ибо зарабатываешь хлеб насущный тем, чем обычно занимаются только ради забавы.

– А ты, мой чудовищный друг, металлом изрядно залатан, – парировал я. – И речь не только о ладони. Мне давно все известно. Ешь булки, кофе пей. Думаю, в следующий раз нас покормят не раньше, чем страж через восемь.

– Разбились мы при посадке. На Урд прошло столько времени, что к нашему возвращению не сохранилось ни единого подходящего порта, не говоря уж о доках. Так я остался и без руки, и, можно сказать, без лица. Товарищи по команде починили меня, как сумели, но запчастей не хватило. Под рукой оказался только… биологический материал.

Стальной рукой, которую я все это время считал немногим сложнее крюка, Иона подцепил другую руку, руку из плоти и кости, словно комок какой-нибудь мерзости, с тем чтоб избавиться от него поскорей.

– У тебя жар. Хлыст нанес тебе серьезную рану, но ничего. Скоро все заживет, а там мы выберемся отсюда и найдем Иоленту.

Иона кивнул.

– Помнишь, как мы выходили из-под свода Врат Скорби во всей этой сумятице, а она повернула голову так, что солнце осветило одну из щек?

Я ответил, что помню.

– Прежде я никогда не любил. Никогда никого не любил с тех самых пор, как наша команда распалась, разбрелась кто куда.

– Если есть больше не можешь, тебе непременно нужно отдохнуть.

– Севериан…

С этим Иона снова схватил меня за плечо, но на сей раз другой, стальной рукой – сильной, твердой, как клещи.

– Севериан, ты должен поговорить со мной. Иначе мне этой путаницы в мыслях не выдержать.

Какое-то время я говорил обо всем, что ни придет в голову, не слыша ни слова в ответ. Затем мне вспомнилась Текла, нередко впадавшая в столь же глубокое уныние, и как я читал ей вслух. Вынув из ташки книгу в коричневом переплете, я открыл ее наугад.

XVII Сказание об ученом книжнике и его сыне

Часть первая Оплот магов

Некогда у самого края неукротимого моря высился город из множества островерхих башен. Жили там мудрые, и правил тем городом один закон и одно проклятие. Закон гласил: для всех, кто живет там, в жизни есть лишь два пути – возвыситься среди мудрых и покрыть голову капюшоном, отливающим мириадами красок, либо, оставив город, уйти одному в суровый, неприветливый мир.