– Иона, я должен отыскать «Терминус Эст», если удастся. Может, я и бежал из заточения, как какой-нибудь трус, но теперь, получив шанс поразмыслить, понял, что без него уйти не могу. В кармашке ножен осталось письмо к архонту Тракса, да и расстаться с ним я, откровенно сказать, не в силах. Но если тебе хочется убраться отсюда скорее, я все пойму. Ты ведь, в конце концов, ко мне не привязан.
Однако Иона меня словно бы не услышал.
– Я знаю, где мы, – сказал он и неловко, скованно поднял руку, указывая на нечто, принятое мною за створчатые ширмы.
Обрадованный хоть каким-нибудь откликом, я, большей частью в надежде на продолжение разговора, спросил:
– И где же мы?
– На Урд, – отвечал он и двинулся через комнату, к ширмам.
Створки ширм украшали гроздья бриллиантов вперемежку с извилистыми эмалевыми символами, точно такими же, как на дверях, однако символы эти оказались куда менее странными, чем действия моего друга Ионы, рывком раздвинувшего ширмы. Да, деревянная жесткость в движениях, замеченная мною минуту назад, исчезла как не бывало, но прежним, самим собой он вовсе не стал.
Тут-то я и понял, в чем дело. Всякий хоть раз в жизни видел, как некто, подобно Ионе, лишившийся кисти руки, замененной крюком либо иным рукотворным приспособлением, выполняет работу, требующую участия обеих рук – и искусственной, и настоящей. Точно так же, раздвигая ширмы, на моих глазах вел себя и Иона, только протезом казалась настоящая, живая рука. Заметив это, понял я и смысл сказанного им много раньше – что, когда корабль их разбился, он вместе с рукою лишился лица.
– Глаза… – сказал я. – Глаз тебе заменить не смогли, верно? Потому и лицо заменили чужим. Он тоже погиб, да?
Судя по брошенному на меня взгляду, о моем присутствии Иона начисто позабыл и ответил не сразу.
– Да. Он оказался на месте нашего падения и погиб. Из-за нас, но случайно. Мне потребовались его глаза и гортань, и кое-какие другие части тела тоже пришлись кстати.
– Так вот отчего ты способен терпеть рядом меня, палача. Ты – машина.
– Ты нисколько не хуже любого из прочих своих сородичей. Не забывай: за долгие годы до встречи с тобой я сам стал одним из вас. А сейчас я куда хуже, чем ты. Ты ведь не бросил меня, а я тебя оставляю. У меня появился шанс, и этого шанса я ждал много лет, ради него в поисках иеродул обшарил все семь континентов этого мира, зарабатывая на жизнь возней с вашими примитивными механизмами.
Перебрав в мыслях все случившееся с тех пор, как принес Текле нож, я, хоть и понял из сказанного далеко не все, ответил:
– Ну что ж, если это твой единственный шанс, ступай. Удачи. Встречусь с Иолентой – скажу, что некогда ты любил ее, а обо всем остальном даже не заикнусь.
Но Иона покачал головой.
– Ты разве не понимаешь? Я непременно вернусь за ней, как только меня исправят. Когда стану здравым и цельным.
С этим он шагнул в круг ширм, и в воздухе вокруг его головы вспыхнул ослепительный ореол.
Как глупо называть их зеркалами! С зеркалами у этих вещей не больше общего, чем у всеобъемлющего свода небес – с детским воздушным шариком. Действительно, свет они отражают, но, думаю, это никак не связано с истинным их назначением. На самом же деле отражают они реальность, метафизическую субстанцию, лежащую в основе материального мира.
Замкнув круг, Иона встал в его центре. Над верхушками «ширм» замерцало, заплясало нечто наподобие проволок, окутанных облаком металлической пыли, а спустя время, достаточное разве что для самой короткой молитвы, все это исчезло, и я остался один.
XIX
Гардеробные
Да, один, точно перст, а ведь оставаться в одиночестве мне не доводилось с тех самых пор, как я, переступив порог комнаты в обветшавшей столичной гостинице, увидел широкие плечи Бальдандерса, торчащие из-под одеял. За этим последовала встреча с доктором Талосом, с Агией, с Доркас и, наконец, с Ионой. Вновь, точно чумой, пораженному собственной памятью, мне живо вспомнились чеканные профили Доркас, и великана, и остальных – точно такие же, какими я видел их, когда нас с Ионой вели через рощу цветущих слив. Разумеется, их окружали и люди с животными, и актеры иного рода, несомненно направлявшиеся в ту часть садов, где (как часто рассказывала мне Текла) устраиваются представления под открытым небом.
В смутной надежде отыскать свой меч я принялся обшаривать комнату. Меча нигде не нашлось, и тут меня осенило: вполне вероятно, где-нибудь рядом с аванзалой, скорее всего, на том же этаже, имеется хранилище для вещей заключенных. Лестница, которой мы спускались вниз, могла привести меня только назад, в аванзалу, а выход из комнаты с зеркалами привел меня лишь в другую комнату, где хранилось немало любопытных предметов. В конце концов я отыскал дверь, ведущую в сумрачный, тихий коридор, устланный коврами и увешанный картинами. Здесь я надел маску и закутался в плащ: стражники, схватившие нас в лесу, о существовании нашей гильдии, похоже, не знали, однако те, с кем можно столкнуться в залах Обители Абсолюта, вполне могли оказаться не столь невежественными.