Меч. Это казалось вполне понятным. Быть мне и далее палачом.
Роза, а под ней – река… стало быть, путь мой лежит вверх по Гьёллю, ведь именно там находится Тракс.
Далее – злые, бурные волны, вскорости превратившиеся в зловещий водяной вал. Возможно, море; однако, следуя вверх, к истокам реки, на берег моря определенно не попадешь.
Скипетр, кресло, множество башен… похоже, пророческая сила фонтана, в которую я никогда особо не верил, оказалась пустопорожними выдумками. Подумав так, я отвел было взгляд, но в последний момент, отворачиваясь, увидел на фоне солнца звезду – разрастающуюся во все стороны звезду о многих лучах.
С тех пор как я вернулся в Обитель Абсолюта, я навещал Профетический Фонтан еще дважды. Один раз пришел к нему с первыми лучами зари, сквозь ту самую дверь, за которой увидел его впервые… но задавать фонтану вопросы так больше и не осмелился.
Слуги мои, все как один признавшиеся, что тоже бросали в фонтан орихальки, когда в саду не было никого из гостей, все как один сказали: настоящих пророчеств никто из них за свои деньги не получил. Однако я, памятуя о зеленом человеке, отпугивавшем посетителей описаниями их будущего, пока ни в чем не уверен. Быть может, мои служители, не видящие в жизни ничего, кроме бесконечной череды подносов, метел да трезвонящих колокольчиков, попросту отказались поверить струям воды? Расспрашивал я о том же и своих министров, несомненно швырявших в Профетический Фонтан целые горсти хризосов, но их ответы сомнительны и изрядно противоречивы.
Повернуться к фонтану, к его прекрасным, таинственным посланиям спиной и двинуться к старому солнцу оказалось делом нелегким. Огромный, точно лицо великана, темно-красный диск рос на глазах, выползая из-за опускавшегося горизонта. Темнеющие на его фоне тюльпанные деревья напомнили мне фигуру Ночи, венчавшую тот самый караван-сарай на западном берегу Гьёлля, который я столько раз видел затмевающим солнце, вблизи, во время наших купаний.
Не сознавая, что нахожусь глубоко в пределах Обители Абсолюта, вдали от стражников, патрулирующих ее границы, я опасался в любую минуту наткнуться на преторианцев и вновь угодить в аванзалу – тем более что потайную дверь наверняка уже обнаружили и наглухо заперли, – однако мои опасения не сбылись. На многие лиги вокруг, среди живых изгородей и бархата газонов, среди цветов и текущей воды, не видно было ни единой живой души, кроме меня самого. К дорожке клонились лилии куда выше моего роста, и звездовидные лики их украшали капельки непотревоженной росы, а алмазную россыпь росы на безупречно гладких камнях дорожки еще не потревожили ничьи ноги, кроме моих. Вокруг – и на воле, и в золотых клетках, свисавших с ветвей деревьев, – допевали ночную песнь соловьи.
По пути на глаза мне, вновь пробудив в памяти толику прежнего ужаса, попалась одна из тех самых ходячих статуй. Будто человек исполинского роста (хотя изображала она вовсе не человека), шла она небольшой укромной лужайкой, словно влекомая неслышными уху нотами каких-то странных псалмов. Признаться, я задержался на месте, пока она не удалилась, гадая, способна ли статуя почуять меня, укрывшегося в тени, и есть ли ей хоть какое-то дело до моего появления.
Врата Деревьев я увидел в тот самый миг, как отчаялся их отыскать. Спутать их с чем-либо было бы невозможно. Подобно младшим садовникам, растящим груши на шпалерах у стен, величайшие садовники Обители Абсолюта, для завершения трудов располагавшие множеством поколений, сращивали одну с другой ветви огромных дубов, пока каждый прутик не подчинился их архитектурному замыслу, и я, гуляя по крышам роскошнейшего дворца на всей Урд, не видя вокруг ни единого камня, вдруг обнаружил сбоку огромную, покрытую зеленой листвой арку ворот, выстроенных из живого дерева, словно из кирпича.
Сорвавшись с места, я помчался к вратам бегом.
XXII
Воплощения
Широкая, сочащаяся росой, арка Врат Деревьев вывела меня на просторный травянистый луг, усеянный множеством шатров. Где-то неподалеку, лязгнув цепями, взревел мегатерий. Казалось, больше вокруг не слышно ни звука. Остановившись, я прислушался, и мегатерий, не тревожимый моими шагами, успокоился, вновь погрузился в свойственный этим животным сон, с трудом отличимый от смерти. В воцарившейся тишине был слышен стук капель стекающей с листьев росы и отдаленный, прерывистый птичий щебет.
Нет, это было еще не все. Ко всему этому примешивалось негромкое, быстрое, неравномерное «вжик-вжик». Стоило мне прислушаться, странный звук начал набирать силу. Следуя на него, я двинулся по тропинке среди безмолвных шатров, но с выбором направления, очевидно, ошибся: доктор Талос заметил меня прежде, чем я заметил его.
– Друг мой! Мой товарищ! Все они спят – и твоя Доркас, и остальные. Все, кроме нас с тобой. Сюда, сюда!
В такт словам он размахивал тростью, со свистом – «вжик-вжик» – срубая ею головки цветов.