…На вокзале было гораздо оживленнее, чем на улицах в этот поздний час, и Игорь производил вид обычного пассажира, на которого никто не обращает внимания. Возле касс, несмотря на позднее время, толпились очереди, казавшиеся неподвижными. Потолкавшись в этой потной толпе, он подошел к расписанию, посмотрел, когда будет первый удобный для него поезд, и вышел на привокзальную площадь. До поезда было еще два с лишним часа, спать и есть он не хотел. Можно было прогуляться, тем более что вечер был тихий и какой-то нежный, что ли.
Пройдя метров сто, Корсаков ощутил потребность облегчить мочевой пузырь, но сразу стремительно уходить в кусты не стал: взрослый же человек. А сделал еще несколько шагов, будто заслужил такое право, и свернул. Он прошел по дорожке, а потом вильнул в пространство между кустами. Сделав несколько шагов, он уловил где-то в стороне движение, направленное к нему. Движение быстрое, но суетливое, неуверенное, будто двигается подросток. Неуверенное движение к цели, между прочим, серьезная ошибка. Ну, подросток или нет, а свой кулак он нацелил прямо в голову известному журналисту. Опять ошибка. Конечно, с позиции стороннего наблюдателя удар в голову, а еще лучше в лицо — красив, спору нет! Особенно если удар хорошо подготовлен и грамотно выполнен. Но нечаянный противник Корсакова считал, видимо, что его желания более чем достаточно, чтобы противник сам подставил лицо. Уход под бьющую руку был для него полной неожиданностью, и Корсаков расслабился. Впрочем, его можно понять: он рассуждал о том, как глупо бросать в атаку неподготовленного юнца.
Сопение с другой стороны заставило его внести коррективы в рассуждения: мальчиков было двое, если где-то сзади не готовился к атаке третий. Соображение не было лишено оснований, и Корсаков, сделав шаг в сторону того, кто только что промахнулся, добавил ему ударом по почкам. Некрасиво, конечно. Ну, а нападать на человека, который тебе совсем ничего не сделал, красиво? Ударяя и рассуждая, Корсаков ухитрился повернуться вокруг своей собственно оси на 360 градусов, осмотреться и понять, почему на него натравили пацанов. Молча и стремительно на него шел боец. Настоящий боец. Несомненно, боец. Это видно было по всему. Каждое движение отточено и отшлифовано многочасовыми тренировками и полевыми занятиями.
Он был выше Корсакова сантиметров на десять и смял бы его. Неминуемо смял бы. Но, видимо, бойца готовили не совсем настоящие специалисты. Были и у него слабые стороны. Корсаков ухитрился сделать скользящий шаг навстречу противнику, одновременно садясь в полушпагат и нанося удар в промежность. Зверский удар, бесчеловечный. Но, как говорится, кто к нам с мечом, тому мы по… Свернувшийся в калачик визжащий бугай был, безусловно, серьезным противником, и Корсаков молниеносно обыскал его. Два ствола в подмышечных кобурах его не удивили. Удивило бы их отсутствие.
Заливистый свисток переключил его внимание. По дорожке в его сторону бежали двое полицейских. Конечно, их мог вызвать кто-то, увидевший нападение малолетних хулиганов на прилично одетого человека. Но Корсаков почему-то подумал, что их на него просто «натравили», и они сейчас, «пресекая нарушение общественного порядка», отведут его в свой обезьянник, и уж что там его ждет — одному Богу известно. В Бога Корсаков не верил, выдвигать обвинения против малолетних хулиганов не хотел и рванул через заросли в сторону спасительной темноты. Конечно, в этой темноте его могли ждать любые опасности, но выбирать было некогда. Он летел вперед не разбирая дороги, а сзади продолжал верещать свисток, оповещая всех: осторожно, хулиган! Хорошо, что навстречу ему никто не попался, и Корсакову не пришлось краснеть. Более того, через несколько минут свисток пресекся. Судя по тому, что перед этим он удалялся и становился все слабее, преследователи отстали.