Тень мачехи (СИ)

— Дочка, послушай. Прости, что я касаюсь этой темы, но вы как муж с женой… пока ты была в кресле… вы же не могли заниматься сексом, так? — с трудом подбирала слова Элина. — А он молодой мужчина, у него свои потребности…

— Мама! Ты что-то говорила о ребенке! — настороженно перебила Анюта. — При чем здесь потребности! Или ты… Ты имеешь в виду…

Она уставилась на Элину так, словно всё поняла, но ещё не осознала до конца. Её лицо — испуганное, словно отразившее горечь и позор чужой вины — побледнело до прозрачности.

— Нютка, у Серёжи появился ребенок, четыре месяца назад, — с трудом проговорила Элина. — Та женщина… Он клянётся, что между ними ничего нет, что она ему чужая. Но ребенка бросить не смог. Заметь, это всё-таки поступок.

Анюта уставилась в сторону. Черты её лица заострились, кожа посерела, губы сжались в упрямую, злую черту. Совка попыталась взять её за руку, но дочь отдёрнула ладонь, будто обожглась.

— Девочка моя, послушай! Пожалуйста, не руби с плеча! — взмолилась Элина. — Серёжа любит тебя. Только тебя, понимаешь? И скрывал всё это, потому что пытался уберечь. Ты сама сказала: ребенок — чудо, даже незапланированный…

— Как он мог? — уронила Анюта. Её плечи сжались, спина согнулась, будто на неё свалился непосильный груз. Тёмные волосы скрыли опущенное лицо, и тонкая линия пробора светлела меж прядей, приподнятых на затылке. Только вот Элина помнила, что под ними — две макушки. Знак, замеченный ею ещё в Анютином детстве. Тогда она думала, что это к счастью — по крайней мере, так говорила примета. И что в итоге? Много ли счастья выпало на долю её дочери? И выпадет ли ещё когда-нибудь?

— Мама, почему он сказал тебе? — с горечью спросила Анюта, подняв голову. В её глазах блестели злые слёзы. — Почему мне не признался?

— Я узнала только сегодня, — покачала головой Элина. — Понимаешь, мать этой девочки умерла на днях. А ребенок — исчез. Только поэтому Серёжа признался, у него выхода другого не было!

— Умерла?… Ребенок исчез?… — Анюта, всхлипывая, сжала руками голову. — Не понимаю… Но, мама, почему он сказал тебе? Эта измена — она ведь между ним и мной!

Совка хоть как-то постаралась защитить зятя:

— Он очень переживал, что тебе станет хуже, когда узнаешь. Ты ведь только после лечения, ещё не восстановилась, — ответила она. А потом призналась, вздохнув: — И ещё потому, что я догадывалась. Но не говорила тебе, пока не было полной уверенности. Боялась, что это разобьёт вашу семью.

— Надо было сказать! — взвизгнула Анюта. Слёзы переполнили её глаза, сорвались с ресниц, и Элина потянулась к ней, как в детстве — вытереть их, обнять дочку, утешать до тех пор, пока улыбка не пробьётся сквозь горе. Пересев к дочери, притянула её к себе, забормотала:

— Девочка моя, ты поплачь, от этого легче… И постарайся его простить. Да и меня тоже. Я ведь берегла тебя. Когда ты сама станешь матерью, поймешь, как это важно — оберегать своего ребенка.

— Мама, я не могу, мне так обидно! — всхлипывала Анюта, пряча лицо у неё на плече. — И Серёжа… Как мы теперь?… Что будет?… Ведь это… это подло, мама! Это всё так грязно и подло! Так же нельзя! С чужими-то нельзя — а уж со своими, родными…

Элина гладила её по спине, что-то приговаривая, утешая. И невольно вздрогнула, услышав, как хлопнула входная дверь.

Сергей открыл дверь кухни рывком — глаза бешеные, больные от отчаяния. Увидел их — и тут же всё понял.

— Анюта, я объясню! Послушай, пожалуйста! — он бросился к ним, сгребая бедром стулья.

— Не подходи ко мне! — взвизгнула Анюта, хватаясь за костыли. Встала, покачнувшись, уставилась на него в упор: — Как ты мог! Я же верила…

— Прости, совёнок! Я урод, гад последний, — он упал на колени, пополз к ней. — Но позволь мне… я объясню…

— Не верю! Ничему больше не верю! И видеть тебя не хочу! — закричала Анюта, кривя заплаканное лицо. Она резко развернулась на костылях, чтобы уйти — но наткнулась на Элину. Та перегородила ей дорогу, встала стеной.

— Нютка, стой. Не уходи сейчас, ты ведь знаешь — легче всего уйти, — горячо заговорила она, схватив дочь за плечи. Анюта дернулась, пытаясь освободиться от её рук, но Элина лишь сжала её крепче и сказала уже спокойнее, твёрже: — Ты обязана его выслушать! Вы столько лет вместе, вы такое пережили — вспомни. А значит, это переживёте тоже.

— Нет, мама! Я не смогу! — выкрикнула Анюта. — Это подло! Подло! И ты, Серёжа: да если бы у тебя отказали ноги, а я развлекалась на стороне — как бы ты к этому отнёсся? Сказал бы: «Да ладно, с кем не бывает, пойдёмте пить чай»? Мне было так тяжело, но я всегда думала: мой муж не бросает меня, он рядом, ему не нужен никто другой! А ты? Что сделал ты?!

— А что он сделал? — в дверях кухни стоял Александр Ильич, разбуженный их криками. Седые волосы были всклокоченны после сна, тёмно-карие глаза смотрели сурово.

— Он?… — выкрикнула Анюта — так, будто Волегова здесь не было. — Он завёл на стороне ребёнка!

Отец хлестнул Сергея взглядом, и тот, собираясь что-то сказать, поднялся с колен. Совка двинулся на зятя:

— Это правда? — гаркнул он.