В гоголевское время некоторые малороссийские помещицы, в особенности мелкопоместные или «средней руки», еще носили традиционную одежду. Не на балу, не в светском обществе, но дома, среди своих. Анюта из романа Антония Погорельского «Монастырка» очень удивляется своим малороссийским кузинам. Всё украинское ей в диковинку. Обе кузины очень «много кушают», а потому, хотя и недурны собой, но «слишком толсты и краснощеки». Более всего Анюту поразили их сапоги: «…Они были в утреннем наряде <…> и, – пожалуйста, Маша! Не рассказывай никому! – в больших кожаных сапогах!»[370]
В глазах воспитанницы Смольного института девушка благородного происхождения в сапогах – нечто просто неприличное. В богатых великорусских деревнях, правда, девушки тоже носили сапоги, чего Анюта могла и не знать. Но для дворянки такая обувь была совершенно неподобающа. Между тем «…сафьянные чоботы – составляли наряд щеголеватой малороссийской девушки»[371], – писал современник Погорельского Орест Сомов. Красные сапоги – высший шик, без них нельзя и представить жизнь настоящей панночки. Недаром же гоголевский дьячок ***ской церкви, рассказывая, как его дед возил гетманскую грамоту в Петербург, обул даже русскую императрицу в красные сапоги: «…сидит сама, в золотой короне, в серой новехонькой свитке, в красных сапогах, и золотые галушки ест»[372].Быт и нравы украинских жинок и дивчин тоже несколько отличались от тех, что были приняты у русских. Как правило, в Малороссии жен не били и даже нередко подчинялись им в домашних делах. Крестьянин или козак был господином только в поле, в походе, на войне. «В Малороссии жена – хозяин и хозяйка дома»[373]
, – писала Александра Осиповна Смирнова-Россет. В доказательство она даже припомнила песню, которую услышала, очевидно, в детстве, в малороссийской деревне Грамаклея:Этому свидетельству можно найти множество подтверждений, которые относятся и к разным украинским землям, и к разным временам. В начале XIX века Алексей Левшин писал о «незастенчивых» малороссиянках, «которых горделивая походка, вольность и решительная твердость во всех поступках показывают мужество, женщинам необыкновенное»[375]
. «Малороссиянка равноправна, часто забирает главенство в доме»[376], – утверждал этнограф Василий Милорадович уже в конце XIX века.Но недаром, видимо, многие козаки бежали на Сечь, куда женщин не пускали (кроме зимовий). Канцелярист Петрик (Петро Иваненко), впоследствии провозгласивший себя гетманом, бежал на Сечь «от бесстыдной ярости жены своей». Это был человек, вне всякого сомнения, отчаянной смелости. Соперник Мазепы и убежденный враг «москалей», бросивший вызов не только могущественному гетману Войска Запорожского, но и всему Русскому царству, считал беспокойную жизнь на Сечи, походы в Крым, войны и набеги занятиями менее опасными, чем жизнь с женой.
Из письма Петра Ивановича Иваненко (Петрика) к жене от 2 марта 1692 года: «Ганно! Ты как хотела, так и учинила! Не описываю твоих непристойных и злотворных поступков. Сама ты ведаешь, что делала. Если тебе лучше будет без меня, то забудешь меня. Живи, богатей, прохлаждайся, а я собе хоть соломаху естиму, да не буду опасаться за свое здоровье. Пришли мне зеленый кафтан, котел, треног и путо ременное <…> Марта 2. Твой желательный муж»[377]
.На Украине долго сохранялся обычай, когда сватался не парень к девушке, а девушка к парню. Впервые этот обычай описан еще в середине XVII века де Бопланом. Французский инженер с удивлением заметил, что на Украине девушки ухаживают за молодыми людьми, сами сватаются к ним и, как правило, не получают отказа, в особенности если девушка проявляет настойчивость и упорство[378]
. Старинный обычай девичьего сватовства сохранялся и много позднее. О нем рассказывал известный украинский писатель Иван Нечуй-Левицкий «…девушка придет, бывало, в дом, где она заприметит себе парня, положит хлеб на столе и сядет на лавке. То был знак, что она хочет заручиться с хозяйским сыном». Можно было, конечно, и отказать ей, по украинскому обычаю «піднести гарбуза» (поднести тыкву), но вообще отказывать девушке считалось грехом[379]. Так что в большинстве случаев она добивалась своей цели. Слова де Боплана и Нечуй-Левицкого подтверждают и современная академическая наука[380], и украинская народная песня.Привычное, давно утвердившееся в жизни явление неизбежно должно было отразиться и в языке. Так и случилось. На Украине было распространено выражение «взять замуж», то есть взять себе в мужья[382]
.