Тень полония

Голос Олигарха то слышался ясно, как наяву, – то временами затухал, удаляясь. Это было очень похоже на передачи радиостанции Би-би-си, которые во времена застоя слушал Литовченко по старенькому приемнику…

– Доктора говорят, что кризис уже миновал, и ты скоро пойдешь на поправку… ну, во всяком случае, выглядишь ты сегодня значительно лучше.

Олигарху приходилось очень много и очень часто врать – и по врожденной склонности характера, и по политической необходимости, и просто ради денег. Однако именно эта, нынешняя, в общем-то благородная ложь у постели умирающего человека досталась ему сейчас с колоссальным трудом.

В действительности на Литовченко было страшно смотреть. Обтянутый неестественно желтой кожей череп без единого волоска, глубокие провалы щек, обескровленные, бесцветные губы…

Олигарх никогда не был и не считал себя трусом. К тому же врачи абсолютно единодушно заверили, что общение с больным сейчас безопасно. Однако на всякий случай он чуть-чуть отодвинул стул от края кровати, на которой лежало то, что еще оставалось от Алексея Литовченко.

– Кое-кто считает, что в твоем устранении могли быть заинтересованы не только лица, близкие к Путину, но и окружение Романа Абрамовича. Помнишь, я давал тебе на него материалы по коррупции?

Очевидно, Литовченко помнил. Или нет? Впрочем, это сейчас уже для него не имело значения.

– Да, так вот, насчет твоего приятеля… это он?

Олигарх вытянул руку, и поднес поближе к лицу больного черно-белую фотографию.

Очевидно, она была сделана телескопическим объективом, на улице – задний план представлял собой витрину какого-то магазина мужской одежды.

– Это он стоит рядом с тобой, Алексей?

У Литовченко даже не осталось сил на то, чтобы удивиться тому, откуда и когда у посетителя появился снимок, – он просто опустил и поднял веки в знак согласия.

– Значит, говоришь, Виноградов? – Олигарх убрал фотографию во внутренний карман пиджака. – Я вчера вечером специально встречался с твоим приятелем, с Олегом Гордиевским[7]. Оказывается, этот твой товарищ Виноградов ему хорошо известен. И не только ему… Олег уже передал англичанам всю информацию об этом парне, так что они будут заниматься им очень плотно.

Прочитать во взгляде Алексея Литовченко что-нибудь, кроме затянувшегося страдания, было почти невозможно, поэтому Олигарх пояснил:

– Мы считаем, что это он тебя отравил.

Плотные жалюзи отгораживали палату госпиталя от окружающего мира, как тюремную камеру.

– Вы ведь с ним ужинали? Или обедали?

Наверное, бывшему контрразведчику следовало бы испугаться подобной осведомленности Олигарха о его конспиративной встрече с человеком из Москвы – и подготовить себя к правдоподобным объяснениям. Однако оказалось, что ответы Литовченко на заданные вопросы посетителя совершенно не интересовали.

– Ладно-ладно, про Виноградова потом расскажешь. Как договаривались, я подготовил от твоего имени заявление… вот посмотри!

В руке Олигарха появился листок с отпечатанным на компьютере текстом.

Листок мелко подрагивал, строчки шрифта постоянно расплывались перед глазами, и Литовченко никак не мог сосредоточиться, чтобы сложить из букв – слова, а из слов – фразы…

– Прочитать? Вслух?

Больной кивнул.

– Хорошо, сейчас… – Олигарх на людях не пользовался очками.

«Я хотел бы поблагодарить многих людей. Моих врачей, медсестер, сотрудников госпиталя, которые делают для меня все что можно; британскую полицию, которая энергично и профессионально расследует дело о моем отравлении, а также охраняет меня и мою семью.

Я хотел бы поблагодарить британское правительство за то, что оно взяло меня под свою опеку. Быть британским подданным для меня большая честь.

Я бы хотел поблагодарить мировую демократическую общественность за многочисленные послания с выражениями поддержки, а также за внимание, которое она проявляет в моем трудном положении.

Я благодарю свою жену, которая поддерживала меня. Моя любовь к ней и ко всем моим детям безгранична.