Тень разрастается

– Вам же нравятся драконы? Всегда нравились? Как же вы не уследили, что они лишились королевы… – настойчиво продолжала Андрис, – и остались совсем одни… И сожгли Мудру! Ни за что, как оказалось! Стыдно вам за своих воспитанников? А? Вам стыдно, Давьер? А за то, что лекаря чуть не угробили? А теперь он сидит, вам верит! Стыдно, я же вижу!

Искра маньяка дернулась, раздуваясь, как свеженькая магическая сфера в лампе при первом включении. А Пустота от нее отодвинулась. Почти незаметно. Как, бывает, мы отодвигаемся от нечистоплотного горожанина, вдруг плюхнувшегося рядом с нами на скамью. Вроде и невежливо уползать – а вроде и никаких сил нет на месте остаться…

– А что, стыд – это хорошее чувство? – шепотом спросила я Дахху.

Тот неопределенно пожал плечами, зачарованно наблюдая за тем, как искра хранителя реагирует на учиненный Ищейкой допрос.

– Так, все! – Я энергично хлопнула ладонями по коленкам. – Мне кажется, конкурс тяни-толкай, явленный нам в господине Анте, убедительно доказывает, что искра таки имеет влияние на Пустоту. Ну и отлично. Запускаем бокки.

Дахху сложил пальцы, прошептал заклинание.

Анте меж тем усмехнулся:

– А знаете, мне даже понравилось. Когда-то, помнится, еще до прихода в Шолох, я любил, бывало, тратить деньги на психоаналитиков… Жаль, что они тогда не видели воочию реакции моей искры на их слова. Так добираться до нутра куда увлекательнее и четче. Кхм-кхм. Итак, бокки?..

– Сейчас будут, им нужно время! – заволновался Дахху.

И впрямь – несколько минут спустя почти прозрачные на дневном свете бокки-с-фонарями туманом проскользнули сквозь заросли фейкиного борщевика. Дахху что-то провыл на стародольном, и бокки, как всегда, без единого слова, скользнули Анте Давьеру в ноздрю, один за другим.

– Йохан Штраус! – Маньяк охнул от неожиданности.

И тотчас заинтересованно опустил подбородок к груди – хотел увидеть, что будет дальше.

А дальше все было так.

Бокки летучими мышами скользили по прозрачному – благодаря заклятью – телу Анте. Следуя указаниям Дахху, они осторожно подбирались к Пустоте.

Мы смотрели за ними, как за рыбками в аквариуме.

– Анте, а если она вас убьет? – вдруг жалобно спросил Дахху то же самое, что и я вчера на балконе.

Я ожидала агрессивного повтора «ну и плевать», но маньяк вместо этого тихо, натужно объяснил:

– Если так, есть шанс, что она умрет вместе со мной. «Нельзя убивать богов» – один из двух постулатов Отца. Расплата – твоя собственная смерть. Правда, не факт, что я все еще считаюсь богом… Ах, черт, больно как! – Он хрипло вскрикнул и умолк.

Три неравномерных, разноразмерных искры подобрались к Пустоте. Но она ловко расплывалась, как масло на воде, не давала зажать себя в тиски.

– Ну, ловите же ее! – Андрис азартно подалась вперед.

– Пожалуйста, не подведите… – пробормотал Дахху.

Зрачки Анте внезапно расширились. Кадык дернулся.

Пустота, продолжая уворачиваться, начала потихоньку пульсировать. Очень плохой знак!

Может, искра не была прямой угрозой для Пустоты – как и обещал хранитель. Но когда несколько искр начали давить на кляксу, клякса врубила режим тревоги. И имевшихся искр не хватало, чтоб ее прижать, – слишком скользкая, тварь, ужом выворачивается.

– Анте! – ахнул Смеющийся, увидев вибрацию.

Маньяк криво ухмыльнулся.

Удар Пустоты. Так. Новый удар, жестче.

У нас осталось несколько секунд.

Что делать?

Еще одного бокки позвать не успеем…

И, значит, сейчас Давьера высосут, как высосали вчера вечером Кару. О нем все забудут, и, казалось бы – велика потеря, какой-то маньяк, но…

«Ну уж нет!» – подумала я, срывая с ремня Андрис Йоукли бронзовую табакерку.

Говорят, адреналин в крови несказанно увеличивает скорость нашей реакции – во много, много раз. Охотно верю. Иначе как объяснить, что я за считаные мгновения успела вытряхнуть из табакерки ошарашенный призрак Иладриля в ночном колпаке, рявкнуть ему: «Нападай на кляксу!» и вдобавок придать ускорения хорошо выверенным пинком от унни?..

Судя по всему, Иладриль при жизни был понятливым малым. Потому что он не стал, как это бывает у стариков, зависать передо мной, бесконечно трясти головой и переспрашивать: «Что? Нападать? Зачем? А это законно?»

Вместо этого призрак со своей едва полыхающей – но все же наличествующей – тенью искры ввалился в прозрачное тело Давьера, как иной пьянчужка вваливается в пятый за вечер бар.

И заткнул собой ту щель между трех других искр, сквозь которую пыталась вылиться пульсирующая Пустота… И тотчас «наши» преуспели: как четыре охотничьих собаки (Иладриль на роли щенка), они сжали Пустоту, не давая ей обратить Анте в подобие древнеиджикаянской мумии.

Искры давили до тех пор, пока Пустота не лопнула.

Вместе с ней лопнула, как перетянутая струна, и нить-пуповина. А «пришлые» искры, столкнувшиеся, будто мячики для тринапа, разлетелись по сторонам; невольными птичками упорхнули куда-то за пределы лекарского круга и, соответственно, нашей видимости.

Привет тебе, не всегда понятная физика ворожбы!

Анте Давьер, все это время сидевший с лицом соляной статуи, выдохнул и как-то обмяк.

Чист!