Жила штатная сотрудница Института Межрасовых Взаимодействий, Агата Ламаж, экспатриантка Провала, природный эмпат со слабо выраженным профилем силы, в старом многоквартирном доме на Первом уровне. По соседству с мелкими конторами и разнообразными притонами среднего кольца. Прямо напротив сквера Содружества, что могло бы считаться весьма престижным. Правда, с её пятнадцатого этажа мелкие, кургузые деревца не воспринимались серьёзной лесополосой, скорее живой изгородью на пути бизнес-центров. Ламаж терпеть не могла пустоту и одиночество. Популярный минимализм, где глазу не за что зацепиться, кроме нарочно оголённых, чёрных проводов техники или каких-то сомнительных, условных «украшений», её не впечатлял.
В небольшой, двухкомнатной квартире с винноцветными обоями по стенам и имитирующими лепнину молдингами, всегда было душно от вещей. Памятных открыток, композиций из сухих цветов, свечей, подсвечников, сундучков и украшений, разбросанных и развешенных в беспорядке абсолютно везде. Душно, но неизменно уютно. Одну комнату Агата превратила в гардеробную, вторую – в спальню, потому в качестве рабочего кабинета использовала опрятную, но не слишком обжитую кухню с неким подобием барной стойки вместо стола и «диванной зоной», разумеется, в подушках и цветах. Жила Ламаж одна, и дефицит места её не тревожил. А ещё, про ужин она, конечно, слукавила: просекко с сыром и профитроли с паштетом на полноценный приём пищи не тянули. Впрочем, Сергей не особо возражал… Аппетит так и не проснулся. Возможно, виной тому была почти докуренная пачка Вальгардовых сигарет, отвратительных до тошноты. И три стакана кислого кофе из автомата в рекреации.
– Слушай, Агата, зачем тебе столько мебели? – сидя на кровати в брюках, но уже без водолазки, спросил Воронцов, искоса поглядывая на светлый прямоугольник двери в ванну. Ламаж рассмеялась, негромко, вкрадчиво постукивая какими-то флакончиками:
– Дамы любят секреты… А эти белые, больничные стены, люминесцентные лампы и мебель в стиле Hi-Tech просто убивают всю романтику… Холодно и пусто.
– Минимализм, – пожал плечами Сергей, отключая телефон. Больше посланий Виктор не присылал. На часах сровнялось девять. Скорее всего, проспавшийся и покуражившийся над безответной кухней Шерхан уже ускакал на работу. Глядя на его последнее сообщение – непризнанную жемчужину эпистолярного жанра – можно было поверить в серьёзность притязаний. Агата, распустив локоны по плечам, остановилась в дверях, прислонившись к косяку. Лиловая атласная сорочка на тонких бретелях слегка липла к ещё влажному телу. Пахло чарующе. Выглядело тоже. – Новый любимый цвет?
– Похоже на то… – кивнула Ламаж, щёлкнув выключателем. Из электричества осталась только цветная подсветка вокруг кровати.
– Ты же знаешь, что фиолетовый – цвет психической неуравновешенности? – Сергей безошибочно поймал в полумраке изящно обнажённую коллегу. Агата нежно положила руки ему на плечи, коснувшись губами макушки:
– Разумеется, mon cheri42
… Разве мне не идёт лёгкая истеричность?– Только если это излечимо…
Грациозно усевшись на Воронцова, Агата томно повела бёдрами. Похоже, от ответа она решила воздержаться. По крайней мере, пока. Блестящие локоны пахли духами. Тяжело, по вечернему. Сергей помнил, как они выбирали этот парфюм. Сладкий, дурманящий аромат. Теперь он прочно ассоциировался с такими вот свиданиями. Воронцов осторожно отвёл блестящие локоны, прижался губами к бархатной коже за ухом, проследив изгиб. Агата, перебирая блондинистые волосы, задышала глубже, всё выразительнее изгибаясь. Наверное, эти отношения можно было назвать комфортными… или удобными. Необременительными, во всяком случае. Агата, вопреки заявленному, не имела привычки выносить мозг ни себе, ни окружающим. А стервозность использовала в качестве изысканного аксессуара по случаю. К тому же, она была красива. И достаточно умна, чтобы красоту эту ненавязчиво подчёркивать, вполне успешно эксплуатировать и аккуратно поддерживать.
Стеклопакеты приглушали звук, что совсем не лишнее, когда живёшь в популярном у буйной нечистиковой молодёжи районе. И гул машин начинает напоминать отдалённый шум прибоя, если напрячь воображение. А редкие вопли, очевидно, в таком случае, призваны имитировать крики морских птиц. Хотя прямо сейчас Серёгу это не особо занимало. Вытянувшись на прохладной, скользкой простыне, он уже почти задремал, когда, прихлёбывая просекко, Агата прошелестела тихо, с нажимом проведя длинным, острым, выкрашенным в фиолетовый ногтем по его шее и плечу:
– Воронцов, у тебя несколько засосов и укус…
– М-м-м? – удивился Сергей, даже не приподнявшись.
– Это сделала не я, – продолжала Ламаж, щуря почерневшие в цветном полумраке глаза. – Тот дистимный любитель империла имел на тебя какие-то виды?
– Вроде того, – скептически покривился блондин, рассеянно погладив обнажённое бедро, перекинутое поперёк живота.
– Я ревную, – надула губы Агата. – Ты с кем-то трахался?
– Перестань, что за глупость? – поморщился Воронцов, притягивая обратно недовольно закатившую глаза коллегу.