– Что-то много ты кривишься, – качая головой, Агата отставила опустевший бокал на прикроватный столик, потеснив испещрённый цветными закладками томик в мягкой обложке. И многозначительно подпёрла щёку кулачком, капризно изгибая яркие губы. – Сергей?..
– Я ни с кем не спал, – откликнулся тот, в принципе, не слукавив. Во всяком случае, не буквально. Вспоминать, а тем более анализировать утреннее происшествие и вечер накануне пока не хотелось совершенно. Впрочем, вопреки заявленному нежеланию, навязчивые образы закрадывались исподволь. И раздражали неотступной однозначностью. Даже теперь, в этой постели. Воронцов мог бы заслониться от происков здравого смысла фальшивой насквозь сентенцией в стиле «взаимная стимуляция без эмоциональной нагрузки», но звучало это жалко, а главное – потрясающе глупо. И зачем ему вдруг приспичило лезть целоваться к борцу этим проклятым утром? Особенно, «без эмоциональной нагрузки». Что он хотел доказать? А главное, кому? Скорее всего, Шириханов, поглумившись вдоволь да позубоскалив на тему «гомоватого соседа», просто ушёл бы в комнату. После дежурства-то… Сергей усиленно зажмурился, отгоняя сторонние впечатления.
– Ну, мы же достаточно зрелые, чтобы обсудить это, правда? – знакомые, выверенные интонации отчего-то неприятно резанули слух. Но Воронцов лишь неопределённо потянул плечами:
– Разумеется. А это не похоже на аллергию? – поинтересовался он как бы мимоходом, продолжая сосредоточенно поглаживать бархатную кожу слегка сместившегося бедра. Ламаж почти замурлыкала, прижимаясь теснее.
– Посмотрим… может быть… если рецидивов не будет, – голос, томный и зыбкий, вернулся. Агата ласково уткнулась лицом в серёгину шею, погладила по волосам и щеке. – Знаешь, мы с тобой – очень красивая пара… Самая красивая в нашем НИИ…
– Сама так придумала? – усмехнулся Воронцов, продолжая исследовать мягкие изгибы пальцами. – Или это было какое-то коллегиальное решение?
– Пошли к зеркалу, mon cheri, – и ты со мной согласишься…
Серёга проснулся ближе к утру, разбитым и опять каким-то рассеянным. Пить он не пил, но стоило бы поспать подольше. Из-под бордовых, узорчатых занавесок в комнату проникал тусклый в предрассветных сумерках отблеск вездесущей неоновой подсветки. Агату, прикорнувшую трогательно на плече, Воронцов будить не стал, аккуратно выбравшись из цепких объятий.
Они, и впрямь, были удачной парой. Два вполне успешных молодых специалиста, на регулярной основе проходящих по программе НИИ штатную морализацию. В «терпимой и гостеприимной» – уже неплохо. А Воронцов слишком много времени проводил на работе, чтобы организовывать личную жизнь как-то ещё. Ламаж выразительно поулыбалась, постреляла глазками, пару раз подсела в кафетерии и снисходительно разрешила пригласить себя выпить после работы. Сергей пригласил. И результат его вполне устроил. Таге потом с месяц потешался на тему, кто кого в конечном счёте снял. Хотя Воронцову и претила подобная терминология.
Запоздало припомнив незаконченные сводки, с лёгкой руки Куратора оставленные на «ночную смену» и, разумеется, не готовые, Серёга решил всё же смотаться домой, переодеться. А заодно и побриться, наконец. Однако в машине его поджидало очередное напоминание о злорадстве мироздания: два громоздких пакета продуктов и три кастрюли, матрёшкой сложенные одна в другую. Мысленно прокляв внезапную рассеянную беспечность, Воронцов добрался до Малой Межконфессиональной за каких-то полчаса. Сократив через надпространственный тоннель Короткой Версты – лучшего и, разумеется, платного, способа быстрого перемещения в черте города, сооружённого КСС по заказу Совета. Как именно и через какие смежные миры проходил этот путь, впечатлительную общественность не просвещали, да Сергей и не стремился узнать, обыкновенно используя тривиальные трансуровневки. Баек вокруг «версты» ходило множество. И все, как на подбор, самого скверного толка.
На парковке парень с удивлением приметил чумазый, свежеуделанный соседский субик. Шириханов, выходит, вернулся раньше обычного. Плачевное состояние авто настраивало на мрачный лад и внушало смутные подозрения: автомобиль был не просто пыльным, он был исцарапанным, а местами и помятым. Забрав пакеты с продовольствием, Воронцов решил, что кастрюли могут подождать. В конце концов, рук на них всё равно не хватало. Да и наличие соседа в квартире в относительно неурочный час, ещё второй день к ряду, настораживало. Обыкновенно Виктор засиживался до позднего утра. Уже поднимаясь в лифте, мозгоправ внезапно задался вопросом, почему он, вообще, знает и помнит, до которого часа мужик сидит на работе. И, предвкушая развалины квартиры, сотрясаемые мерным храпом Шириханова, мысленно проклял неугомонного борца.