– Да, – выдыхаю я и сильнее сжимаю бёдра, направляя его к своему клитору.
– Куда мне кончить?
– У меня есть выбор?
– Только на этот раз.
– В меня.
Он смеётся где-то надо мной.
– Это был неправильный вариант.
Он двигается сильнее, быстрее. Я хочу его внутри себя, но не думаю, что он поддастся мне.
Каждое взаимодействие с Пэном превращается в танец между тем, чего я хочу, и тем, что он мне даст. И я обожаю в этом процессе всё до последней мелочи.
– Я близко, – шепчу я, потому что не хочу кончать одна.
– Пока… нет, – говорит он срывающимся от толчков голосом.
Давление нарастает, всё моё тело звенит от напряжения, но Пэн не выпускает меня, поддерживая темп и ритм.
– О, чёрт. Да, – задыхаюсь я. – Вот так. – Он становится всё тверже с каждой секундой, и я чувствую каждый выступ его члена на своей гладкой коже. – Я… Я больше не могу.
– Посмотри на меня, Дарлинг, – приказывает он. – Я хочу видеть выражение твоих глаз, когда ты обкончаешь мой хер.
Я захлёбываюсь вдохом и специально для него открываю глаза.
В его взгляде пылает голод, он наблюдает за мной, он продолжает двигаться по мне.
– Давай, – велит он. – Кончи для меня.
Я бы не продержалась ни секундой дольше, даже если бы попыталась.
Волна оргазма обрушивается на меня, и я кричу, все мускулы и нервы в теле напряжены до предела.
Инстинктивно я хочу съёжиться, свернуться калачиком, но Пэн удерживает меня на месте, преследуя собственное удовольствие, и скрежещет зубами, давя гортанный стон.
Я вся горю и трепещу под ним, и он тоже приходит к финалу. Он кончает на меня, и я чувствую, как горячее семя Питера Пэна выплёскивается волной на мой клитор, стекает у меня между ног.
Когда Пэн приходит в себя и я перестаю дрожать под ним, он отстраняется и с удовольствием изучает, как я выгляжу, расставляя ноги перед королём.
– Моя грязная шлюшка Дарлинг, – говорит он хрипло, восстанавливая дыхание. – Точно такая, как мне нравится.
Глава 15
Мы с Башем любим бегать по периметру территории Пэна. Практически каждый день мы следуем этим маршрутом. И неизбежно, огибая территорию фейри, мы замедляемся, и взгляд притягивает земля по ту сторону границы.
С нашей любимой тропы не видно дворца, но мы способны почувствовать его сквозь лес.
Сегодня мы останавливаемся, тяжело дыша, по спинам течёт пот. На небе разгорается день, и все ночные животные Неверленда затихли. Кроме нас.
– У меня к тебе вопрос, – начинает Баш, уперев руки в бока. Он расхаживает взад-вперёд перед поворотом на тропинку, ведущую с той стороны острова, где живёт Пэн, на земли нашей сестры.
– Я слушаю, – откликаюсь я и наклоняюсь вперёд, чтобы заново собрать волосы резинкой. Иногда я думаю подстричься, как близнец, чтобы мы снова были абсолютно одинаковыми. Он обрезал волосы, как только нас изгнали.
«Если нашей семье я больше не нужен, то и мне ни к чему этот обычай», – сказал он тогда.
Длинные волосы для королевской семьи выступают символом многих вещей: силы, мужественности, могущества, статуса. Но для нашей ба это было нескончаемое воплощение острова и земли, очень похожее на душистую траву, которая растёт вокруг дворца.
– Мы касаемся травы, – говорила мне ба в детстве, пропуская сквозь пальцы соцветия на макушках стеблей, похожие на кисточки, – и трава запоминает. Если мы скосим траву, она забудет, кто мы такие, а мы хотим, чтобы остров никогда этого не забывал. – Потом она повернулась ко мне и потрепала меня по голове. – То же самое можно сказать и о наших волосах. Это физическое проявление наших воспоминаний и опыта. Мы коснёмся пальцами волос и вспомним, кто мы есть.
Она умерла, когда нам с Башем было всего семь лет.
Иногда я задумываюсь, какой была бы наша жизнь, если бы она прожила дольше.
Конечно, ба тоже ненавидела нашу мать. Если бы Пэн не убил Динь, в конце концов ба сделала бы это сама.
Ей не нравилось, что наш отец женился на простой фейри.
– У тебя не возникло ощущения, – продолжает Баш, – что наша сестрица, когда явилась к нам на чердак, что-то замышляла? Не в тот момент, когда она пыталась влезть в мозги нашей Дарлинг. Там было что-то ещё. Что-то сверх этого.
Я выпрямляюсь, по лбу течёт пот. Я смахиваю его тыльной стороной ладони.
– Возможно, – признаю я. – Она словно дождаться не могла, чтобы побыстрее взяться за голову Дарлинг.
– Вот именно. – Баш, по-прежнему упирая руки в бока, делает ещё один круг, раздумывая на ходу. – Ты бы поставил на то, что она уже знает о возвращении тени Пэна на остров?
– Я делаю ставки только в том случае, если знаю, что могу выиграть.
Баш кивает.
В последнее время я много думаю о сестре. О её лжи. О нашей правде.
Она знает, почему мы с Башем убили отца?
Сможет ли она когда-нибудь простить нас и позволить нам вернуться домой?
Трудно не связывать себя надеждой на то, что она может передумать. Надежда – это спасательный буёк, и я слишком долго барахтаюсь в воде на одном месте, пока море пытается унести меня.
Я не могу просто отпустить это чувство.
Я не стал бы.
Но из-за Дарлинг всё изменилось.