Тень в зеркале

Прошлое осталось за спиной, хотя забывать о нем я не имела права. Хотя бы о том, что участвовала в убийстве. Я так ненавидела Санева и его распущенную богатую дочь, что, действительно, была готова ее убить. Только шаг отделял меня от убийства в Лондоне. Всего лишь шаг, и об этом мне не забыть никогда. После, сидя за рулем машины на темном пустом шоссе, я вдруг осознала, как глубоко пала. Тогда осознание вины сверкнуло так ярко, что затмило фары встречной машины. Эта вина до сих пор со мной. Сейчас в церкви читают сорокоуст за упокой души Мики Саневой – пусть хоть она обретет покой и прощение.

Мы прошли еще немного и свернули на Остоженку.

– Знаешь, я жил здесь неподалеку, – заметил Денис, когда мы проходили мимо красивого желтого особняка, а вон в том доме – квартира моей любимой учительницы. Я иногда до сих пор захожу к ней в гости… Вон ее окно, третье справа… – он поднял голову и улыбнулся. – Смотри, у нее горит свет. Давай зайдем.

– Ты что? Без предупреждения? – я опешила.

– Говорю же тебе: это моя любимая учительница. Пойдем, пора тебя с ней познакомить! – но сначала он потащил меня в магазин, где придирчиво выбрал шампанское, мандарины, конфеты, нарезки…

И вскоре мы, с двумя полными пакетами, уже подходили к дому.

Денис набрал код по памяти – очевидно, и вправду бывал здесь часто, затем мы поднялись на третий этаж по широкой гулкой лестнице и позвонили в дверь.

– Вера Алексеевна тебе понравится. Знаешь, когда все случилось с моим отцом, она поддержала меня… – рассказывал Денис, а дверь, меж тем, открылась.

На пороге стояла довольно молодая женщина с мелкими, какими-то неприятными чертами лица, одетая в домашнее трикотажное платье с закатанными по локти рукавами.

Я покосилась на Дениса, но и он, похоже, был обескуражен.

– Вы к кому? – сухо спросила незнакомка.

– Где Вера Алексеевна? – Денис шагнул вперед, словно заслоняя меня от опасности. – Вы сами, простите, кто?

– Я – законная наследница, – ответила женщина, бросив на нас недовольный взгляд. – А вы…

Денис с минуту молчал, и только по тому, как резко обозначились на его лице скулы, я поняла, что ему плохо.

– Когда она умерла? – глухо спросил он.

– Четвертого декабря, две недели назад. А вы кто будете, молодой человек?

– Я ее бывший ученик, но, впрочем, неважно. Думали навестить… Вот, возьмите, – он протянул женщине сумки.

– Что это? – она, кажется, готова была захлопнуть дверь у нас перед носом.

– Просто гостинцы. Не беспокойтесь, не отравлено. Я же не знал, что вместо Веры Алексеевны застану вас, – не удержался от привычной шпильки Денис.

– Ну, проходите, выпьете чай. Я – Светлана, ее внучка, – новая хозяйка распахнула дверь пошире. – Проходите, она и вправду своих учеников любила. Помянем ее по-человечески.

Денис поколебался, но все же вошел. И я за ним.

Прихожая оказалась заставлена коробками.

– Убираю. Столько всякого хлама! – Светлана покачала головой. – Только представьте, тут не только бабушкины вещи, а еще с черт знает каких времен, еще бабушкиной приемной матери. И ладно бы что-то ценное, так одни бумажки. Целая коробка набралась! – она кивнула на один из ящиков.

– И что вы с ним собираетесь делать? – поинтересовался Денис. Я видела, что новая хозяйка ему не нравится.

– Что делать? Мне квартиру для продажи освободить надо. Не с собой же везти… – она пожала плечами.

– Знаете что, – Заревский поставил сумки на пол. – Мы, пожалуй, заберем эту коробку с бумагами. И пойдем, нам уже пора.

– Как хотите, – женщина брезгливо поджала губы.

Денис подхватил коробку, и мы вышли из осиротевшей квартиры.

– Ты – молодец, – я тихонько погладила рукав его теплой куртки. – Мне тоже она не понравилась.

– Ну что, – он оглянулся на меня, – тогда возвращаемся к машине. Поедем смотреть нашу законную добычу. Думаю, в любом случае, обмен оказался выгодный!

…В коробке и вправду оказалась уйма странных бумаг – чьи-то старые-старые тетради, значки давно уже не существующих организаций и… целый рукописный дневник. Взглянув на год, стоящий на первой странице, я испытала легкое разочарование. Почему-то мне казалось, что мы обнаружим сокровище, относящееся к началу прошлого века, а может, и к более ранним временам, но первая запись в толстой потрепанной тетрадке под коричневым клеенчатым переплетом не сулила ничего особо интересного: «Сентябрь, 1971 год», – было выведено красивым каллиграфическим почерком.

Но все же я стала читать дальше.