Тень за кадром

— Курите? — спросила она, закуривая.

— Спасибо, не сейчас…

— Вы из милиции?

— Не совсем.

— То есть как это?

— Я частный детектив, — смущенно ответил я. Всегда непросто это произносить. В советской действительности такое самоопределение звучит дико, если не потешно.

Элла сразу нахмурилась:

— Чувствую за этим неугомонную руку своего муженька.

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

— Только он мог раздобыть в Москве частного детектива, да еще и направить его ко мне.

— Меня к вам никто не направлял, — покачал я головой.

— Значит, это ваша собственная инициатива? — прищурилась Элла.

— Вот именно.

— И в чем ее смысл?

Я вздохнул и начал объяснять:

— Ваш муж обратился ко мне…

— Так все-таки обратился? — перебила Элла, и глаза ее вспыхнули недобрым огнем.

— Да, иначе зачем бы я стал заниматься этим делом… Но прийти к вам — это действительно полностью моя инициатива.

— Так я повторю свой вопрос: в чем ее смысл? — Женщина уже стала раздражаться.

— Вы — мать Азии, — спокойно пояснил я. — С кем мне говорить, если не с вами?

— Да, вы правы, — снова смягчилась Элла. — Ну а мой муж… он не знает, что вы здесь?

— Вообще-то я всегда действую по своему усмотрению, — заметил я.

— Понимаю, — кивнула Элла, — но Воронов не запрещал вам со мной встречаться?

— Я не обязан следовать чьим-то запрещениям… Даже если бы что-то такое и было… Однако нет — с подобной просьбой ваш муж не обращался. И о том, что я здесь, он тоже не знает, поскольку я перед ним не отчитываюсь.

— Что ж, меня это устраивает, — слегка улыбнулась Элла. — И в то же время я не знаю, чем могу вам помочь. О нашей дочери я могу сказать ровно то же, что и Воронов.

— У вас с мужем, кажется, не очень хорошие отношения, — небрежно произнес я.

Элла приподняла брови:

— С чего вы взяли?

— Хотя бы с того, что вы называете его по фамилии.

— Это ни о чем не говорит, — поморщилась женщина. — Но скрывать не стану: наши отношения… их, можно сказать, давно не существует. То есть каких бы то ни было отношений.

— Из этого я могу заключить, — сделал я вывод, — что дочь вы воспитываете порознь. А потому…

— Азия не нуждается в воспитании, — перебила Элла. — Ей уже давно не пять. Ей двенадцать. Она во всем совершенно взрослый человек.

— Уверен, редкий родитель сказал бы о своем двенадцатилетнем ребенке то же самое, — хмыкнул я.

— Но я и впрямь редкий родитель, — невозмутимо сказала Элла. — А Азия — редкий ребенок.

— Вундеркинд? — уточнил я.

— Не говорите пошлостей, — вновь поморщилась Элла.

— Ну хорошо, а ваш муж? Он тоже редкий родитель?

— Нет, он самый обычный.

— Значит…

— Азия — в меня, — не дала мне договорить Элла.

— Но вы хотя бы согласны, что отец ее обожает?

— Да, обожает, — не стала спорить женщина. — Он и меня когда-то обожал. Потом, видимо, переключился на дочь. Но все это отцовское обожание, думаю, продлится самое большее до того времени, пока Азия не выйдет замуж… Ну вы же знаете, как это бывает.

— Не очень, — сознался я. — У меня нет дочери…

— Азия — моя дочь, — продолжала тем временем настаивать Элла, хотя я и не подвергал ее слова сомнению. — И потому я спокойна за нее куда больше, чем Воронов.

— Даже сейчас? — не поверил я.

— Даже сейчас, — спокойно подтвердила Элла. — Я не сомневаюсь, что с Азией все в порядке.

— Откуда такая уверенность? — все еще не понимал я.

— В ней течет моя кровь. — Элла с гордостью показала пальцем на себя. — Японская.

— И о чем это говорит?

— О том, что Азия справится с любой ситуацией.

— По-вашему, все японцы такие?

— Моя мать была такая, — сказала Элла. — Я — такая. И Азия — тоже.

Мы помолчали.

— Не хочу вас тревожить, — наконец осторожно сказал я, — но все-таки… Какой бы способной ни была ваша дочь, ей пока только двенадцать лет. Возможно, духовно она необычайно сильная… Вы, как я понимаю, имели в виду именно это… Но все же физически Азия — ребенок. То есть заведомо слабое существо, как все в ее возрасте. Даже мальчики. А ведь она еще и девочка…

Элла выслушала меня спокойно, но потом недовольно хмыкнула:

— А при чем здесь физическое развитие? Оно вторично.

— Это спорный вопрос, — поморщился я. Мне не хотелось, чтобы наш разговор ушел в область отвлеченного философствования.

— Вы не представляете, насколько Азия сильная, — продолжала Элла. — И именно в духовном смысле, как вы правильно заметили. Если бы она, наоборот, была развита физически, я переживала бы за нее куда больше.

Я смотрел на нее с досадой. Мне казалось, что Элла либо жестоко разыгрывает меня, либо она попросту ненормальная.

— Что, по-вашему, произошло с Азией? — хмуро спросил я.

— Откуда мне знать? — пожала Элла плечами. — Когда Азия вернется, она сама мне расскажет.

— А вы уверены, что она вернется? — не выдержал я.

— Уверена, — спокойно ответила женщина, глядя на меня красивым, ясным, очень осмысленным взглядом.

Нет, все-таки она нормальная. Просто в ней течет японская кровь. Наверно, прежде всего поэтому мне трудно ее понять.

— Ну а какие предположения у вас? — спросила вдруг Элла. — Как у частного детектива, — добавила она, не сдержав скептической улыбки. Я, впрочем, давно привык к подобному отношению.