Тень за спиной

Такая жена, как она – просто украшение. Он даже гордился ей. Приятно, когда твоя жена – самая красивая женщина в Степи. И дети, которых она ему родила, тоже были его гордостью, хоть это и не его заслуга.

Особенно он любил старшего сына, не потому, что он был первенцем, а просто сын действительно был мужчиной с раннего детства. Таману казалось, что у него растет вождь, который сможет повести за собой людей, когда его не станет. В мальчике удивительным образом сочетались ослиное упрямство и любовь к людям. Если он что-то хотел – он не успокаивался, пока не добьется своего. В этом явно превзошел своего глупого отца. Но были у Аяза и недостатки. Он был очень красив для мальчишки и не стеснялся этим пользоваться. Все женщины млели от его блестящих глаз и обаятельной улыбки. В очередной раз застав сына, зажимающего в углу служанку (к слову, старше его на добрый десяток лет) хан рассердился и почти насильно отправил своего отпрыска учиться. Чтобы не маялся дурью.

Конечно, парню уже было шестнадцать, он совсем взрослый, даже жениться мог, но пусть лучше он направит свою неуемную энергию в безопасное русло, чем в один далеко не прекрасный день ему подсунут невинную дочь какого-нибудь арына. Конечно, жениться его не заставят, но нервы потреплют изрядно, да еще опозорят.

Раньше подобные вольности и представить было невозможно, но всё же Степь менялась, и женщин стали хоть немного уважать. С одной стороны, это было прекрасно. Но были и свои трудности – особо смелые или упрямые женщины уходили от бьющих их мужей и приходили куда? Разумеется, к своему хану, который обещал им помочь. И пришлось даже специальных людей поставить, которые этим беглянкам помогали найти жилье и работу. К счастью, в городе было немало богатых семей, где нужны были служанки или няньки. Раньше для работы по дому брали вторую жену или наложницу, но это было в стане. Поссорились бабы – поставил для них разные шатры и дело с концом. А в небольшом доме две женщины, да еще с позволением от хана уйти, если им плохо живется – это просто стихийное бедствие. Проще и дешевле нанять служанку.

Появились вдруг и мастерские, где можно было заказать вышивку или нарядную одежду, а рукоделием испокон веков занимались женщины. Старая Айша и вовсе стала первой женщиной, которая открыла свою лавку, где гадала за деньги, и дела у нее шли довольно хорошо. Появились в городе и таверны, которыми заправляли не только степняки, но и славцы. Там тоже готовы были взять на работу женщин. Таман прекрасно знал, что даже его дед не понял бы подобной политики, но ему было плевать. Милославе бы понравилось, а остальные пусть идут полем.

Аяз учился во Франкии. Просто Таман не желал, чтобы его сын когда-нибудь столкнулся с той, которая выпила его душу и особенно с ее дочерью. Мальчик, конечно, совершенно забыл ту маленькую красотку, которая его когда-то пленила, но нечего лишний раз рисковать. Судьба – штука сложная, против нее не выстоишь.

И, казалось, что всё в жизни, наконец-то наладилось, Аязу уже и невесту присмотрели – Ильхана с него глаз не сводила, и возраст у нее был самый подходящий, и мальчик, когда приезжал домой, очень даже благоволил ей. Вот приедет сын – уже дипломированный архитектор, займется расширением Ур-Таара, а может, уедет с молодой женой в Лигар или Галаад – и будет там сначала строителем, а потом и наместником. Вот только вернулся Аяз – уже вполне взрослый мужчина – мрачнее тучи. На все вопросы только головой мотал так, что волосы из хвоста выбивались, и хмурился. На Ильхану не взглянул даже, и другие девушки его не интересовали. Таман пару раз попытался поговорить, а потом плюнул. С сыном они особо близки не были, он еще с того времени, как хан настоял на обучении во Франкии (проще сказать, переупрямил) на отца таил обиды. Глупо, конечно, но Таман всегда себя вспоминал в его годы и отступал, хотя хотелось отобрать у дерзкого мальчишки кнут и надрать ему задницу, чтобы даже сесть не мог.

Но этот не простит. Этот просто развернется и уедет прочь, и не вернется больше. Аяз вообще не терпел, когда что-то было не по нему. Таман тоже таким был в юности, но жизнь его здорово обломала. Наверное, заполучив Шабаки, он бы так и остался упрямцем и гордецом, уверовавшим в свою избранность, но теперь-то он знал, что невозможно получить всё, что хочешь, а, значит, нужно уметь принимать от жизни и поражения, находя в них свою силу.

Не то, чтобы он желал и сыну подобных переживаний, совсем нет. Но и оградить его от несчастной любви Таман не мог, а по сыну было все ясно: женщина. Неужто во Франкии кого оставил? А потом мальчишка вдруг со злостью на лице куда-то сорвался, и Таман даже переживать начал – а ну как натворит чего?     

---