Тень жены Гамлета

Петр Иванович шумно задвигал креслом и, судя по дробному топоту, почти бегом отправился к барной стойке. Сколько раз я ему говорила, чтоб не суетился зря. Тем более, сейчас, когда все уже в жизни кончено. Я застонала и попробовала сосредоточиться. Открывать глаза и снова видеть мир, который совсем не изменился с того момента, как я умерла, мне не хотелось. В голове похоронной мелодией звучали Настины слова: «эта дрянь… эта мягкотелая клуша… моя жена садистка,… она сама убила нашу собаку…». Пам-пам-па-парам… Ту-сто-четыре-хороший-самолет… Ничего не хочу. Хочу в Таиланд. Найду себе работу. Сниму нам с Серым квартирку на севере Паттайи. Хотя, нет! Сережке-маленькому нужно учиться. Нужно как-то обустраивать жизнь. Или здесь, или в Европе. Потом он женится. Родит мне внуков, и я превращусь в хорошую, просто отличную бабушку. Ту-сто-четыре-хороший-самолет…

— Женщина, вам плохо?

В нос шибануло сладковатым запахом Фаренгейта. Надо мной склонился встревоженный официант.

— Спасибо. Все нормально. — Я с трудом подняла веки. Желтый свет кофейни резал глаза и рассыпался мириадами искр тайского заката.

— Ну, слава Богу! Вот ваш коньяк.

Мужчина потоптался у моего столика, смахнул невидимые крошки, сменил пепельницу и, замявшись, добавил:

— А то, что с дочкой поругались… Так с кем не бывает… Помиритесь еще. Дочка-то у вас какая красивая! Вся в вас.

Боже! Какой-то бред сивой кобылы. Поздравляю тебя, Витальевна. Вот ты и дожила до той славной поры, когда любовница мужа выглядит твоей дочерью. Интересно, Сережку тоже считают Настиным папенькой?

К столику вернулся Петр Иванович и, почти одновременно с ним, звякнул колокольчик у входной двери. В зал, украшенный тропическими лианами ворвались, словно опаздывающие на космолайнер инопланетяне Карл Иванович и какой-то незнакомый мужчина, лет пятидесяти. Оба, как сговорившись, вырядились в стильные серебристые плащи. Оба держали в руках багаж — большой черный кейс-чемодан и внушительный рыжий кожаный портфель.

— А вот и наша красавица… Наша капризница, — Лемешев склонился над моей рукой в почтительном поцелуе и незаметно подмигнул мне, — Знакомьтесь, это Яков Исаевич, мой старинный приятель и одновременно великолепный нотариус. А это — наша несравненная Витолина Витальевна, которая хочет поручить тебе, Яша, то необычное дело, о котором мы с тобой говорили.

В атмосфере поднадоевшего мне с утра «Джангла» пахнуло скучной московской улицей и чем-то еще, что нельзя было определить иначе, как запахом надежности, стабильности и буржуазной обыденности.

Мужчины шумно расселись за столом. Не спросив разрешения, Лемешев подвинул к себе бокал с коньяком и сделал хороший глоток.

— Вообще-то я коньяк Витолине Витальевне заказывал, — нахмурился Петр.

— Да какая в том проблема? — Легкомысленно махнул рукой Лемешев. — Сейчас еще принесу. Карл Иванович сграбастал ладошкой пузатый бокал и легко поднялся:

— Вы тут, господа, обсудите пока рабочие моменты. Виточка, поверьте, вы можете доверять Яше как себе…

За столом повисла неловкая пауза.

Мы проводили взглядом удаляющегося Карла Ивановича и уставились друг на друга.

— Что-то Карлуша больно веселый, — пробормотал Петр Иванович.

— Не знаю, — смущенно пожал плечами нотариус, — Он мне в машине сказал, что какой-то там ваш тираж побил все рекорды раскупаемости. И это, наверное, здорово, да? Впрочем, вы сами можете у него узнать. Я-то здесь по другому поводу. Витолина Витальевна, — Яков Исаевич близоруко щурясь заглянул мне в глаза, — Правильно ли я понял, что вы официально хотите отказаться от дарственной вашего мужа?

Мне пришлось собрать волю в кулак и даже для верности, что б не передумать, поелозить пальцами по столешнице, проверяя не только ее крепость и глянцевость, но и безвозвратность собственного решения. Как же этот нотариус все хорошо и просто сформулировал. Заслушаться можно. Я прокашлялась, стараясь говорить уверенно:

— Совершенно верно…

Петр Иванович пнул под столом мою ногу, выражая явное, почти враждебное несогласие, и мне пришлось повернуться к нему:

— Да-да, Петя, ты тоже расслышал правильно. Мне ничего не нужно от Толкунова. Абсолютно. То есть, — замялась я, — мне не нужен его бизнес, его зарубежные счета, его недвижимость… В общем, пусть он оставит сыну средства на образование и наш дом. Вот, собственно и все…

Яков Исаевич крякнул:

— Я не вправе вмешиваться в ваши дела и оспаривать ваше решение. Но позвольте заметить, что даже без завещания вашего мужа и без его дарственных половина имущества и половина бизнеса в любом случае принадлежит вам. Стоит ли отказываться от денег? Ведь вы просто разводитесь, насколько я понимаю. И вам будут нужны средства…