Теневые блики

Можно по-другому. Точно можно по-другому. Не обязательно бить наотмашь и пробиваться с боем. Можно обнять, приласкать и пройти вместе. Можно улыбнуться и отпустить ненависть. Можно расслабиться и вдохнуть жизнь полной грудью, чтобы твоя душа, твоя Искра разгорелась до согревающего пламени в морозной день. Радушие. Прощение. Гармония. Унни, я не враг тебе. Я не хочу склонять тебя и заставлять повиноваться. Я друг. Твой потерянный и испуганный друг, у которого на руках умирает прекрасный человек с красивым именем Дахху из Дома Смеющихся.

Там, в храме, позволив своей ненависти рушить город, который я люблю – я была не права. И тогда, зимой, позволив боли от утраты магии остановить меня в познании себя и мира – я тоже была не права.

Я была не права всегда, когда боялась сделать шаг вперед. Всегда, когда выбирала бездействие. Когда опускала руки. Когда думала, что меня никто не понимает, и слепла от гордыни. Всегда, когда позволяла победить лени, страху, злобе, безответственности и равнодушию.

Унни. Я плохой игрок, но я в твоей команде. Я исправлюсь. Пожалуйста, помоги.

И тут я почувствовала, как будто легкий смех раздался у меня в мозгу. Легкий и звонкий. Ладони стали тяжелыми и теплыми, в воздухе пронесся аромат сирени.

Я выдернула кинжал из горла Дахху, с восторгом понимая, что у меня получается – кровь перестала идти. Ткани под моими пальцами медленно срастались. Но была и проблема: с каждым победным миллиметром я теряла то чувство глубокой сосредоточенности, которое было нужно для волшебства. Не волноваться. Не ликовать раньше времени. Дело еще не сделано.

– Крови не хватит, – снова отметил мудрый внутренний голос.

Я приняла эту информацию во внимание и все тем же кинжалом, благо не откинула его далеко, полоснула себя по запястью. Прижала к стремительно уменьшающейся ране друга.

– Готово, – я почувствовала, как фальшивый Дахху у меня в голове улыбается, а потом исчезает, будто отрезали.

Я послушно убрала руки. Дахху все еще был жуткого синего цвета. Я огляделась.

Трещина землетрясения добралась до западного флигеля дворца – и он по чуть-чуть сползал вниз, в раскол. Изнутри выбегали толпами люди и бежали прочь, ко рву Рейнич. Их фигурки быстро растворялись в седом пепле вокруг. Рядом со мной стояли стражники, дрожащий садовник, который что-то бурно им растолковывал, Кадия и, слава небу, лекари с носилками. Сирена так не затыкалась.

Один знахарь занимался Давьером. Другой – серая фигура в серой пыли – присел рядом со мной, коснулся груди Смеющегося.

– Будет жить, – кивнул он. – Вы молодец. Превосходное лечение.

– Ага, – сказала я, беспокойным взглядом обшаривая пруд. Ни единого шевеления. Прахов прах, надеюсь, куратор не утонул. Лекарь продолжил:

– Надо уходить. Тут может быть опасно.

– Ага… – я встала и козырьком приложила ладонь к глазам.

Знахарь, недовольно крякнув из-за моей анти-общительности, подозвал одного из стражей, они погрузили Смеющегося на принесенные носилки и потащили прочь. На других носилках так же уносили Давьера…

– Кадия? – окликнула я подругу, находившуюся, казалось, в некотором трансе: она невидящим взглядом провожала уходящих. Тетива так и оставалась натянутой.

– Что? – рявкнула она, вздрогнув. Отпущенная стрела, тренькнув, бесславно впилась в землю.

– Иди за ними. Ты молодец.

Она отрешенно кивнула и поплелась за своими ребятами… Всеми своими ребятами.

– Все будет хорошо! – донельзя глупо крикнула я ей вслед.

Кадия обернулась.

– Я знаю, – твердо сказала она и, догнав ушедших, крепко взялась за руку Дахху, безвольно свисавшую с носилок. Один из знахарей что-то спросил у Кадии. Подруга кивнула и слабо улыбнулась.

Я же встала и, кашляя, медленно пошла вокруг пруда.

Меня быстро поглотила тишина: все покидали дворцовый остров, и меня от них отделял толстый слой мраморной крошки. Хорошо, что ливьятаны в пруду уже не водятся. Метров через сорок после начала своего пути я обратила внимание на примятый камыш. Подошла. И впрямь, в прибрежных кустах послышалось слабое шевеление. Я рванула туда – к Полыни, лежавшему плашмя. Куратор окончательно стал невидимым – только его странная одежда да пыль обозначали контуры лица и тела. Он был похож на сломанную куклу. Одна нога неестественно вывернута, руки безвольные, невидимое лицо, судя по всему, обращено к небу. Он шевельнулся, почувствовав мое приближение.

– Где маньяк, Тинави?

– Под стражей.

– Отлично. Тогда помоги мне уйти, – попросила пустота. – Как можно быстрее.

Я кивнула. С трудом подняла его, подлезла ему под руку и, придерживая за талию, мелко зашагала прочь. Куратор еле волочил ноги. При этом от него, будто от магнита, исходила силовая аура. Я чувствовала сильное сопротивление, энергия пыталась оттолкнуть меня, но не тут-то было. Я намертво вцепилась в Ловчего.

Рукав с невидимой рукой внутри зашевелился: Полынь что-то наколдовывал. Пустота полыхнула красным. Я почувствовала, что с моим зрением что-то произошло – мир окрасился в бежевые тона. Я ойкнула.