— Я не об этом, — рассмеялся барон. — Я о том, что сын Клана Теней набирет войско среди бежавших рабов.
— Мы не рабы! — крикнула Кенди.
— Вот уж точно, — прогудел Дум, перебрасывая из руки в руку секиру.
— Замолчите, — процедил сквозь зубы барон, спешиваясь. — Еще не хватало разговаривать со всякой поганью. Ло Фенг! Я не рассчитываю на твою честь, ты потерял ее в Водане, но сохрани остатки мужества, дай сойтись клинок в клинок. Убери свою лучницу.
— Ты служишь жнецам, барон, — крикнула Рит. — Тем, кто истребляет людей.
— О! — рассмеялся барон, спешиваясь. — Кажется, о тебе поминал граф Сотури? Называл тебя сладкой мерзавкой, если мне не изменяет память. Тебе предстоит с ним встреча, если останешься живой. Войско Фризы уже на этой стороне гор. Все дороги перекрыты, я бы не советовал…
Стрела, выпущенная Сварти, должна была поразить барона, но он отбил ее мечом.
— Действительно, — усмехнулся барон. — О какой чести мы говорим… Но, как видишь, эйконец, не один ты умел в фехтовании! Вперед! Убить всех!
Бой был коротким. Стражники никак не ожидали, что женщины смогут противостоять им, но и другие спутники Ло Фенга не пали лицом в грязь. Разве только Болла взвизгнула, когда меч одного из стражников раскроил ей голову, но и ее пика нашла брешь в его доспехах. Барон не успел нанести Ло Фенгу ни одного удара. Тот выбил у него из рук меч, сшиб седого воина с ног и умело скрутил его, заткну ему рот его же перчаткой. Впрочем, барон ничего не пытался молвить, он смотрел на своих сраженных стражников и молчал.
— Что ты собираешься с ним делать? — с ненависть прошептала Кенди, закрывая вымазанными в крови пальцами глаза Болле.
— Я бы придумала что-нибудь, — прошипела Сварти.
— Ничего, — покачал головой Ло Фенг, задумчиво глядя вслед умчавшемуся по ложбине палачу. — Руор, Дум. Возьмите барона, привяжите его к лошади. Перекиньте через седло.
— Не хочешь превращать разрыв контракта в убийство? — поинтересовалась Рит. — Ты уже понял, что дороги через Геллию нет?
— Я думаю не об этом, — признался Ло Фенг. — Как они нашли нас?
— Точно так же, как нашел нас жнец, — прошептала Рит. — Дай-ка мне его меч.
На коленях рыжей девчонки меч чудовища показался еще более ужасным и громадным, чем тогда, когда он сверкал в руках жнеца. Рит погладила его, внимательно осмотрела, с трудом удерживая в руках, затем кивнула сама себе, словно нашла ответ и вдруг провела ладонью по лезвию, окрашивая его собственной кровью.
— Нет! — жестко сказала она метнувшимся к ней Трайду и Сварти и вдруг запела вполголоса что-то вроде того, что она пела, будучи распятой на стене Водана. Ее тихий голос наполнил собой ложбину, зазвенел в щепе обгорелого дуба, овеял тела сраженных стражников, умчался в серое утреннее небо. Он затих, когда весь меч был покрыт кровью.
— Не подходите ко мне, — прошептала осипшим голосом Рит, заворачивая окровавленный меч в холстину. — Больше он не позовет к себе ни жнеца, ни кого-нибудь еще, и его можно нести, но пусть ко мне никто не подходит.
— Почему? — спросил Ло Фенг.
— Опасно… — прошептала Рит.
— Что делать с бароном? — крикнул из ложбины Руор.
Пленник был накрепко прихвачен перекинутым через седло.
— Стеганите лошадь, — ответил Ло Фенг. — Может быть, она окажется умнее своего хозяина.
— Смотрите! — вскрикнула удивленная Шаннет. — Смотрите сюда!
Ло Фенг повернулся к черноволосой воительнице. Она показывала пальцем на дуб. Его черные ветви покрылись молодой листвой.
— Это ты сотворила, Рит? — ойкнула Сварти.
— Это просто весна, — стиснула зубы кимрка.
Глава восьмая. Урсус
«Запоминай дорогу, убегая от самого себя».
Как было начертано в древних свитках, которые в свое время попадали и в руки Торна, как бы он ни сетовал на увлечения непоседливой дочери, священные камни явились в день Кары Богов. В тот миг, когда небо наполнилось пламенем, а земля содрогнулась, спасением и опорой для немногих выживших стали внезапно появившиеся менгиры. Кто-то говорил, что они были сброшены с неба, как бросают с борта корабля утопающему пробковый плот. Кто-то заявлял, что они выросли под огненным дождем, как вырастают за одну дождливую ночь целебные грибы. Но в одном сходились все — боги не забыли о своих детях. И даже решив покарать их, оставили лазейку для спасения и надежды. Именно так говорилось в древних манускриптах. Хотя, вряд ли хоть один из этих пергаментов был заполнен в самые трудные дни. В мгновения охватившего их отчаяния людям, оказавшимся среди трупов близких, на развалинах жилищ, в пламени и болезнях, было не до летописей. Но уже на десятом году после наступления великой беды в уцелевших поселениях появился седоволосый странник, который называл себя пророком Ананаэлом и возвещал о великой скорби и великой любви богов к тем, кому довелось пережить ужасные дни. Так что, скорее всего свитки писались первыми храмовниками, а верить им у Торна получалось едва ли не хуже, чем верить колдунам.