Тени Богов. Искупление

Не считая тех камней, что за тысячу лет обросли деревеньками или постоялыми дворами, лишь два менгира в Беркане появились внутри поселений. Один в поселке соледобытчиков Урсусе, другой в деревеньке, ставшей со временем крепостью Опакум. Один вздымался над домами сверкающей стелой, другой торчал на скалами черным клыком. Один прославился в прошлом тысячами чудесных исцелений, другой не исцелял никого и никогда. Вокруг одного постепенно вырос город, другой при появлении разрушил древнюю часовню, но со временем стал частью крепостной стены, возвышаясь над ней словно своевольная неотесанная башня. О том, что черная скала, торчащая из опакумской стены, — менгир, сообщали все хроники. Еще бы, это был единственный мертвый менгир из сотен их, разбросанных по Терминуму, и этакая диковинка привлекала немало любопытствующих к самой западной берканской крепости, Фрига-то, как ни крути, была крепостью вандилской, отнятой у темнокожих правителей едва ли не в той же древности. Паломники никогда не направлялись к Опакуму специально, никакого толка не было от мертвого камня, но крепость стояла на тракте, и всякий случившийся в этих краях не упускал случая провести ладонью по черной поверхности, тем более, что коснуться камня можно было как изнутри крепости, так и снаружи. Но слава менгира из Урсуса затмевала известность каменного нароста из Опакума, как тень от горы затмевает придорожный валун.

Давно минули те времена, когда каждый второй приложившийся к менгиру в Урсусе если и не исцелялся, то уж во всяком случае получал или облегчение, или яркое воспоминание. После второй жатвы, когда перед камнем вдруг появились полсотни ужасных воинов в белых масках, его обнесли стеной, разрушив при этом пару десятков строений в непосредственной близости. В стене сделали ворота, а при них поставили стражу и мытаря, который поначалу взимал монету с каждого исцелившегося, а потом, когда исцеления стали редкими, так и вовсе с каждого, кто хотел прикоснуться к священному камню. Говорили, что на собранные деньги построена изрядная часть города, и уж во всяком случае и летний дворец короля Йераны, что венчал вершину урсусского холма, и казармы йеранской гвардии. Так или иначе, но за последние семьсот лет стена изрядно обветшала и обросла множеством домов и домиков, ворот в ней стало двое, и всякий, кто имел лишний медяк, мог пройти из одних в другие, навернув вокруг черного камня столько кругов, на сколько у него хватало терпения, и прикоснуться к камню всем, чем только можно — исцеления на нем почти прекратились.

Наверное, однажды жители и гости Урсуса вовсе бы раздробили «подаренный» их городу знак богов в памятную щебенку, если бы после уже давнего визита предстоятеля Храма Кары Богов бургомистр города не решил, что беспорядок не может продолжаться вечно. «Нельзя выпить из кубка больше того, что в него налито», — объяснил предстоятель отсутствие исцелений при знаменитом менгире и добавил, что сила камня подобна наполненности колодца. Если забирать из него воду сверх меры, ведро стучит о каменное дно, и вода иссякает. «Однако всякий колодец полнится подземными водами», — заметил в низком поклоне бургомистр города. «А сила камней полнится молитвами и воздержанием, — заметил предстоятель. — и уж точно не прибывает от того, что всякий оборванец за медную чешуйку будет почесывать о его грани бока».

Проход к менгиру вновь перекрыли и стали пропускать к нему страждущих только при уплате сбора в пять серебряных монет, две из которых шли королю, две — храму, а одна оставалась в городской казне. Конечно, по городу ходили слухи, что ночами, когда мытари засыпали, стража пропускала к менгиру всякого и за один серебряный, который оставляла в собственных кошелях, но поток паломников иссяк, зато те немногие, что добирались до камня и в самом деле начали пусть и не поголовно, но в немалом числе — исцеляться.