Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны

Георгий встал. Нога болела так, словно ее опустили в кипящее масло. Он зачем-то посмотрел на свои руки — возможно, для того, чтобы убедиться, что они на месте. Руки были в земле вперемешку с кровью, но это была не его кровь…

Этими руками он вместе с парой других раненых выкопал неглубокую могилку, куда положил тело Маши. Ее лицо чудовищно обгорело, одежда превратилась в угли, и лишь прекрасная золотая коса чудом не пострадала…

* * *

— Ну как, заснул наш любитель сказок?

Свет в коридоре погашен, чтобы не разбудить ребенка, а в приоткрытой двери видна голова Васи — внука Георгия Петровича и отца Бориса. Вася — человек серьезный: не так давно закончил университет, но уже работает каким-то начальником на РЖД, часто бывает в командировках в Заполярье. Георгий Петрович удивляется, говорит:

— Там же и дорог-то никаких нет!

— Теперь будут, — отвечает Вася. — Мы строим сейчас Северный широтный ход, ну, как строим — пока только геодезическую съемку проводим. С дядей Андреем виделись в Салехарде — он приезжал туда, будет мост через Лену проектировать.

Такие новости Георгию Петровичу нравятся.

— Спит, — шепотом отвечает Георгий Петрович, убедившись, что Боря действительно заснул и тихо посапывает, чему-то улыбаясь во сне. Хорошо, когда дети во сне улыбаются, а не вздрагивают — наверно, им снятся в это время добрые сны. А значит, они живут в добром, спокойном мире.

В мире, в котором «штуки» не бомбят санитарные поезда, где трое исхудавших, полумёртвых бойцов не хоронят в степи в неглубокой могилке девочку, еще вчера сидевшую за школьной партой. Не опознают ее по чудом не сгоревшей в фугасном пламени косе…

— Я не сплю, — сквозь сон пробормотал Боря. — Рассказывай дальше… про дракона.

— Уморит он тебя, — усмехнулся Вася. — Ты его к своим сказкам приучил, теперь не отвяжешься.

— Сказки — это хорошо, — все так же вполголоса заметил Георгий Петрович. — Вы все на моих сказках выросли, и мне за вас не стыдно.

Он рассеянно погладил Борю по голове и продолжил:

— И тогда дали мальчику чудо-копье. Была в том копье заключена волшебная сила — оно способно было пронзать броню чудовища, поражая того в самое сердце.

И снова он в большой, светлой палате госпиталя в сосновом лесу под Москвой. Здесь так спокойно, что, если бы не крест-накрест заклеенные окна, если бы не тревожные сводки с фронта, можно было бы подумать, что нет никакой войны вовсе.

За окном — глубокий снег, старые ели под белым покрывалом, а в палате тепло, можно сказать, уютно. Но он рвется туда, наружу, где снег, где мороз…

Где стальные чудовища с пародиями на крест приближаются к любимой Москве.

Их выстроили в ряд в проходе между кроватями — тридцать выздоравливающих молодых мужчин. Все они были ранены, и ранены тяжело, но, спасибо чутким и умелым врачам, выжили и уже чувствовали себя так, что становилось стыдно лежать на кровати и потреблять усиленный паёк выздоравли-

вающих.

Сначала он почувствовал едва уловимый, но хорошо знакомый запах — кислую пороховую гарь; потом в палату вошел офицер — молодой, лишь на несколько лет старше Георгия, но что-то в его движениях говорило о том, что он не просто ускоренно получил звездочки лейтенанта — повзрослел он тоже в ускоренном режиме.

Как и сам Георгий, как и все присутствующие.

— Здравствуйте, товарищи выздоравливающие, — приветствовал их лейтенант.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант! — хором ответили бойцы.