Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны

Киев почти зажали в стальные клещи Гудериан и Клейст; корабли Днепровской флотилии, те, кто прорвался к городу с Пины и Припяти, ушли куда-то на юг. Георгий Петрович приходил в себя ненадолго — два пулевых ранения вызвали у него лихорадку, было даже подозрение на газовую гангрену, и доктор хотел отнять ногу, но обошлось — опухоль спала, гангрена так и не проявила себя. Но в сознание Георгий Петрович пришел уже в эшелоне, эвакуировавшем раненых на восток.

Вчерашняя теплушка с кое-как сколоченными нарами, на которых вповалку лежали живые и умирающие, в сознании и без… все вокруг пропахло кровью, карболкой и еще какой-то гадостью. Поезд медленно шел, часто стоял, пропуская на запад другие эшелоны — с боеприпасами, с подкреплением… иногда на такой вынужденной стоянке санитарки — Маша и Динара, одна с толстой золотой косой, другая с двумя черными как смоль, азиатскими косичками, — выносили из вагона тела умерших.

Эти стоянки стали для их эшелона роковыми. Однажды, придя в себя после очередного приступа лихорадки, Георгий каким-то шестым чувством почувствовал приближение ее, той, которая почему-то остановила свою косу у сожженного села над Припятью. Он закричал, кричал что-то нечленораздельное. Его крик утонул в криках других раненых — не только у него за какой-то месяц появилось это шестое чувство — предчувствие неминуемой беды.

Кое-как вскочив с нар, не обращая внимания на обжигающую боль в ноге и боку (оказывается, его задело дважды, а он и не заметил!), Георгий бросился к выходу, сталкиваясь на ходу с другими ранеными. Он вывалился из вагона, скатился по насыпи и тут же услышал уже знакомый вой — «юнкерсы», проклятые пикирующие «штуки». Тарахтели пулеметы, им отвечали наши зенитные «максимы», а потом все поглотили взрывы. Разверзся ад, все вокруг смешалось — обжигающие волны взрывов, летящие в лицо комья земли, щебень насыпи, какие-то щепки, чья-то окровавленая плоть…

Он видел, как вагон, из которого он успел выпрыгнуть, потонул в пламени взрыва, и через мгновение вынырнул — разломанный, искореженный, горящий… в пламени метались, падали, ползли темные тени — те, кому не так повезло, как ему, кто не успел отойти, отбежать, отползти от вагона. Вскоре горел весь состав; стих бесполезный цокот зенитных «максимов», стих гул отбомбившихся лаптёжников, и лишь крики и стоны раненых доносились то тут, то там.