Тени южных скал

Как Глеб и предполагал, внизу прочно обосновались немцы. Вдоль подошвы хребта тянулась цепочка из автоматчиков, понурая лошадь увозила прочь вместо бочки с водой в телеге тяжелый миномет. Орудие не смогло одолеть мощную скалу — рачительные фашисты больше не тратили снарядов. Вместо огневой атаки они организовали осаду каменной крепости. Хоть какое-то облегчение, что больше обвалов из-за выстрелов не будет. Однако нет и надежды спуститься и выбраться через поселок в лес: осаду готовили основательно. К ущелью подогнали целую роту немецких солдат, чтобы наблюдать за каждым метром хребта. Тут же сгрудились эсэсовцы, которые то и дело пытались рассмотреть в бинокли неприступную высоту. Юрт осадили, как огромную крепость, и отряд оказался в заложниках у каменных стен.

На своем наблюдательном посту капитан Шубин провел больше пяти часов — высматривал каждую деталь. Разведчик ждал, что немцам надоест караулить отряд и он найдет хоть какую-то возможность спуститься. Глеб рассмотрел в подробностях последствия их диверсии: через поселок тянулась огромная черная полоса с останками сгоревших почти дотла цехов; на дороге за рекой сгрудилась техника, которая прибывала для ремонта, но вынуждена была теперь стоять у непреодолимого препятствия. На берега́ реки запустили толпы солдат: они пытались убрать куски разрушенной переправы, но слой осколков, арматуры и бетона был слишком огромным. Половина поселка Борун была превращена в черное пятно из сажи и гари по причине действий диверсионного отряда. А немцы теперь беспомощно кружили рядом с руинами, не понимая, как восстановить важные объекты. Глеб надеялся, что через несколько часов СС или командование части решит не тратить усилий на преследование отряда, а займется разрушенными объектами. Однако время шло уже к вечеру, а охрану ущелья лишь усилили дополнительными единицами личного состава. Прибыли новые отряды солдат, с фонарями и инструментами, принялись окутывать каменные опоры колючей проволокой. Видимо, командиры немецкой части опасались, что партизаны смогут снова атаковать поселок так же внезапно, как сделали это ночью.

Но Шубин знал правду: сейчас они бессильны; единственное, что могут, — обстреливать остатками боеприпасов часовых внизу. А дальше, через трое суток, через неделю осады, их ждет мучительная смерть без еды и лекарств. Капитану в отчаянии хотелось расстрелять всю обойму по черно-зеленым фигуркам внизу, пускай он и понимал, что это бессмысленно: только выдаст свое присутствие. Да так хотелось выплеснуть ярость от собственного бессилия и злости на себя. Ведь мог, должен был предусмотреть такой вариант! Конечно, партизаны знали, что идут на риск, и были на него согласны, недаром вызвались добровольцами. Но никто из них даже подумать не мог, что их ждет. Медленное угасание в каменном мешке, мучительное, многодневное, безо всякой надежды на возможность прорвать оборону и уйти к своим.

У ног раздался шорох — появилась голова Феликса Левина. Он поправил перекошенные после взрыва очки, поглядел на пики огромного разлома, в который превратилась площадка между двумя скалами:

— Ч-ч-чт-т-то т-т-там ф-ф-фрицы, у-у-утихли?

Шубин вяло отмахнулся: не угомонились, только затихли, устав палить по безответным скалам. Он не шевелился: так тяжело было на душе от своего бессилия.

Левин пристроился рядом и, осторожно выглянув в просвет, сокрушенно покрутил головой. Вокруг их убежища немцы сооружали заграждения всё крепче и крепче.

— Об-б-бложили, — констатировал юноша. Он задумался на несколько минут, тоже, как и капитан Шубин перед этим, осмысляя всю опасность ситуации. Потом решительно заявил: — П-прорываться на-надо. Де-де-десятка вперед, о-о-ос-с-стальные выберутся.

Шубин понимал, что хочет предложить Левин — пожертвовать жизнями нескольких людей ради спасения всего отряда. Да только даже ценой жизни невозможно было вырваться из каменной ловушки, поэтому Глеб возразил товарищу:

— А раненых? Бросим их здесь умирать? Да и даже если получится прорваться через охрану и заграждения, куда дальше? — Он указал на серебристую нить, огибающую Борун. — Переправа через реку уничтожена, перейти вброд ее можно только рядом с поселком. Не рядом с ущельем, так у поселка немцы ликвидируют весь отряд. Нас слишком мало, а их слишком много. — Он в отчаянии признался: — Это моя вина, моя. Я должен был предусмотреть запасной вариант отступления. Ведь я видел, как в ущелье происходят обвалы. В самую первую вылазку видел своими глазами, насколько это опасно. И должен был найти другой способ покинуть поселок после операции!..

— М-м-мы с-с-сами вы-выбирали, — оборвал его Феликс, имея в виду, что стать частью диверсионного отряда каждый из них согласился добровольно. У него потемнело лицо: видимо, юноша решался на тяжелый шаг. — Я со-соб-б-беру р-ре-ребят. Н-н-ночью по-по-пойдем на про-про… — От волнения язык его совсем перестал слушаться.

Феликс сжал кулаки. Он принял решение и готов был действовать. Пускай ценой собственной жизни, и всё же он хотел дать отряду шанс попробовать прорвать окружение.