Тени. Похищенные души

– Хорошо, пусть так, – согласился со мной папа. Впрочем, я-то точно знала, что это правда. Я помнила, что случилось с Бастианом. Когда он был на пределе и в итоге поддался ярости в узком сводчатом подвале поместья Каерхеев и набросился на меня, будто дикий зверь, чтобы только унять в себе голод. Потом подумала о Тристане, который целовал девушек всякий раз, когда чувствовал приступ этой ярости. Моя рука машинально скользнула к моим губам. Поцелуи братьев Тремблэев… я все еще ощущала их.

– Хранители колец понятия не имели, что именно оправа амулета держала под контролем силу виталинариума. Они не знают, что оправа – ключ ко всему.

У меня закружилась голова. Я вдруг вспомнила:

Бастиан бросился на меня. Я чувствовала его голод. Потом услышала свой собственный крик, который остановил его. Его ярость сама собой растворилась под моей властью, и я силой мысли захлопнула врата своей души. «Ключ ко всему!» – гремело у меня в голове, и я перевела дыхание. – «Ключ ко всему!»

Затем перед глазами встал образ отца. Он держал меня за руку и приложил указательный палец к губам.

– Сейчас я покажу тебе фокус, Эбби, – шепнул он, опускаясь на корточки рядом со мной. – И этот фокус будет нашей маленькой тайной, договорились? – его глаза странно поблескивали.

– Папочка, ты волшебник! – услышала я свой собственный удивленный голос, потому что наша входная дверь распахнулась еще до того, как отец ее коснулся. Он только-только руку к ней протянул.

– Такой вот фокус, Эбби. Однажды ты тоже ему научишься. Я обещаю.

– Я – ключ! – взвизгнула я, снова хватая нож.

Папа кивнул.

– В наших генах мы носим ключ к самим Вратам света, Эбби… – он закрыл глаза, и, когда вскоре открыл их снова, его глазное яблоко покрылось золотыми полосами.

Я недоверчиво уставилась на него.

– Что это значит? – пробормотала я.

– Без нас никто не сможет открыть Врата света, Эбби. Потому что мощь виталинариума не обуздать. Своей жадностью она может уничтожить самих хранителей колец. Только металл из твоего ножа может в полной мере контролировать эту жадность.

– Ярость, – поправила я его. – Хранители колец называют это яростью.

Он слегка наклонил голову.

– Называй это как хочешь, Эбби. Но только через оправу получится настоящий ключ. Оправа дает нам способность открывать каждую дверь и забирать то, что мы хотим. Возможно, внутри нас тоже своего рода ярость – она заставляет нас забирать себе то, что должно оставаться закрытым.

Я прикусила губу. Я снова вспомнила. Во мне всегда жило именно такое чувство, когда я что-то крала. Каждый раз, когда моя рука скользила в чужой карман, когда я взламывала дверь или вскрывала замок, то чувствовала именно это. Так что же получается? Это мое наследство – быть воровкой? Мне было на роду написано забирать все, что мне хотелось?

Папа снова тронул меня за руку, и золотые полосы нежно скользнули с его кожи на мою.

– Мы – ключ, Эбби. И если люди Кросса узнают об этом, они будут давить на тебя так же, как и на меня когда-то. Мы нужны им, чтобы они достигли своей цели. Если мы откажемся, они найдут, чем шантажировать нас. Вот почему я оставил тебя. Но сможешь ли ты сделать то же самое? Оставить тех, кого ты любишь? – он заправил прядь мне за ухо и ободряюще посмотрел на меня.

Я подумал о Флоренс. Могла ли я оставить ее? А если она была в опасности?

– Не бойся, Эбби. Теперь я здесь, чтобы защитить тебя. Никто нам больше ничего не сделает, – он коснулся моей щеки, и я невольно прижалась к его теплой ладони. – Мы должны уничтожить эти кольца. Только тогда мы все сможем вернуться к нормальной жизни, – он тяжело вздохнул, и его глаза увлажнились. – Только тогда мы сможем снова стать семьей. Только тогда те, кого мы любим, будут в безопасности.

Мое горло сжалось. Я так хотела семью. Ничего так сильно не хотела, как того, что он только что описал, – нормальной жизни. Людей, которые бы любили меня, отца, который всегда находился бы рядом со мной, и безболезненное будущее. Мне так этого хотелось, что я прильнула к нему и уткнулась лбом в его плечо. Я обвила его руками за шею и так захотела снова стать пятилетней, когда ни в чем не нуждаешься, кроме отцовской ласки.