Тени прошлого

Табрай и Муштак с оружием поднялись наверх. Закрыли крышку, расправили траву, прошли к деревьям, там присели на бревно и закурили.

– При чем, спрашиваешь, мой старый друг и Абдурахман Зияк.

– Да.

– У Мохаммада есть сын Гани. Он майор НДБ.

– Вот как? Это уже интересно.

– Зияк часто ездит в Кабул, продает мясо, шерсть. Он сам пришел в директорат и предложил свои услуги. Ведь за это неплохо платят, а он человек алчный.

– Сволочь он, а не человек.

– Не знаю, смогло бы существовать человечество, если бы все люди были хорошими, достойными, честными, справедливыми. Думаю, нет, но ладно. В общем, майор Гани Даяр руководит тем самым отделом, где числятся осведомители со всего нашего района. В том числе и Зияк. К Даяру стекается вся информация от доносчика. Потом майор кое-что сообщает мне по сотовой связи.

– Понятно, но стукач ничего не узнает, ни об этом схроне, ни о месте, где я спрячу оружие.

– Почему ты так уверен в этом?

– Я спрячу оружие на кладбище. Туда никто не сунется.

– На кладбище? Но это нельзя!

Муштак затушил окурок, положил его в карман, взглянул на Табрая.

– А убивать наших детей можно?

– Как бы ни горько было это признавать, но в беде виноваты сами дети.

– Нет! Виноваты американцы. Мы уже говорили об этом, и я останусь при своем мнении.

– Ладно. На кладбище даже янки действительно не станут искать оружие. Но как ты думаешь отомстить? У тебя есть план?

– Ты же знаешь, я профессиональный военный. Для того чтобы выработать план действий, необходимо оценить обстановку и принять решение. Но общие соображения у меня уже есть. Я хочу устроить засаду на американский патруль у холмов. Именно там, где был убит наш Саид.

– Но это сразу же подскажет американцам, что против них действовали жители Маргина, – заявил Табрай.

– А вот это спорно. Посуди сам. Для чего местным жителям нападать на американскую колонну именно там, где произошла трагедия с мальчишками, по сути, выдавать себя с головой? Маршрут патрулирования американских боевых групп составляет более шестидесяти километров и проходит через четыре кишлака. Нельзя отбросить и вариант, что нападение на колонну совершено группой талибов, которые в последнее время вновь стали появляться в центральных и северных провинциях. К тому же атаку на патруль я проведу один. Мое отсутствие в кишлаке в этот момент можно легко скрыть. Мои работники меня не выдадут. Скажут, что я мастерскую не оставлял. Но, повторяю, это предварительные наметки. Окончательное решение я приму на месте. Для этого сегодня же ночью выйду на холмы. К рассвету буду уже дома. И вот еще что. Если НДБ имеет своего стукача в селении, то его можно использовать для дезинформации.

Табрай тоже затушил окурок и опустил в карман. Мужчины знали, что здесь нельзя было оставлять никаких следов.

– Неплохая идея, – сказал Амир. – Если ты сумеешь обвести Абдурахмана вокруг пальца, то у него просто не будет информации, подтверждающей участие местных жителей в нападении. Напротив, он сбросит в Кабул данные, опровергающие это. – Табрай впервые за последние сутки улыбнулся и продолжил: – Сделать это не так сложно. Насколько я знаю, у него вчера вышел из строя «ЗИЛ», на котором он возил баранов в Кабул. А к кому он обратится за помощью в ремонте? К тебе, потому как больше не к кому. Ты обманешь его. Всех наших родственников-мужчин мы буквально выставим на глаза этому предателю. Он увидит, что наша семья на момент нападения будет в кишлаке. – Табрай чуть помолчал. – Но тебе потребуется напарник. Не спорь. Атаковать одновременно два «хамви» ты не сможешь. Произвести пару пусков из «Мухи» не сложно. Но если одна из гранат не попадет в цель, тебе конец. А с тобой и всем нам.

– Конечно, напарник не помешал бы, но я не вижу, кого можно привлечь. Для этого подходит Дауд, мой работник, который, как ты помнишь, воевал с талибами, однако он должен быть в мастерской, обеспечивать мне алиби.

– Я бы пошел с тобой, – неожиданно сказал Табрай. – Но сейчас от меня мало толку. Сомневаюсь, что смогу гарантированно поразить броневик даже с близкой дистанции. Зрение стало плохим. Да и сил с каждым днем все меньше.

– Тебе нельзя идти. Не только потому, что ты уже не в том состоянии, чтобы воевать. Ты будешь в кишлаке показывать стукачу наших мужчин.

– Да. Тогда как ты смотришь на Бакара? Он тоже неплохо воевал, силен, смел и уважает тебя. Уж не знаю чем, ты заслужил авторитет у моих сыновей.

– Наверное, тем же, чем и у тебя когда-то.

– Возможно. Так как с Бакаром?

– Он подойдет, но согласится ли? Конечно, если его пошлешь ты, то сын согласится, но для такого дела нужен доброволец.

– Я поговорю с ним. Вечером он придет к тебе.

– Хорошо. Так я пойду на кладбище?

– Подожди! Когда еще представится возможность откровенно поговорить?

– Хоп. Что ты хочешь сказать? Я слушаю.

– Я все чаще вспоминаю войну с Советами в восьмидесятые годы. И все более утверждаюсь в мысли, что с нашей стороны это была ошибка. Ведь с русскими вполне можно было договориться.

Муштак посмотрел на Табрая и заявил:

– Ты удивляешь меня, Амир.