Ему свыше дана была миссия открыть людям близящиеся их судьбы и для подготовки этих судеб объединить в высшем синтезе всю разъединенную работу человечества. Для этого истина открывалась Соловьеву по мере надобности, и то, что назревало э его мысли, было всегда
Почему он свернул по вопросу о любви на вопрос об обладании и подчинении? Почему не сделал никаких из этого выводов? Значит, чувствовал, что нельзя подойти без этого к вопросу о любви, а выводы не были еще открыты. Может быть, у него при этом шевелились идеи гностиков и каббалистов, но не было уверенности, что можно стать на их точку зрения. Раскрыть же свое пророческое инкогнито, сказать прямо: «не открыто* — ему возбраняла та же Высшая Сила. Он сказал мне то, что было на душе, и не стал говорить о том, чего еще не было.
Вся разгадка его состоит в том, что он в своем самосознании был пророком. Даже и самоуверенность его, конечно, истекала из веры в реальность своей божественной миссии, то есть из веры в истину Божественного внушения.
С таким взглядом на Соловьева я вспоминаю теперь совсем иначе различные подробности нашего разговора.
Понимание и ощущение у него мистически сливались, и в этом сложном самосознании ему была предназначена миссия христианского синтеза всего человеческого искания истины. Такая миссия ставила его выше вероисповедного
догматизма. Он нс был исключительно ни православным, ни римским католиком, ни протестантом: христианская истина у всех них. Но истина открывается даже вне их, вдохновением и благодатью Бога. Бог дает даже неверующим