Тени в холодных ивах

– Может, вы знаете какие-нибудь подробности ссоры Зимина с вашей сестрой? – спросила Люся. Она ну никак не могла представить себе ту степень неприязни и гнева, что заставила художника, человека в высшей степени мирной профессии, взяться за оружие.

– Да я не знала даже, что у моей сестры кто-то есть. К тому же любовник-бабник, прожженный мужик. Она, страшная ханжа по натуре, угодила в постель к самому настоящему развратнику! Быть может, он заставлял ее делать что-то такое, к чему она не была готова, и тот вспылил, наговорил ей гадостей, пристыдил ее, дескать, что она такая дремучая и ничего не понимает в сексе, после чего она взвилась, оскорбилась и просто вылила на него ушат женских помоев? Может, так обстояло дело?

Звонок на телефон Кристины прервал Катю. Люся увидела, как преобразилась Кристина, увидев, кто ей звонит.

– Наконец-то! – вскричала она, оживилась, забегала по кухне, то и дело задевая стулья. – Ты дома? Все, я еду. Где? Потом расскажу. Главное, что ты дома. Валя, ну разве так можно?

Последнюю фразу-упрек она произнесла с какой-то даже нежностью. Валя, вспомнила Люся, это же ее дочь!

И Кристина Метель убежала.

– Скажите, Катя, у вашей сестры был еще один телефон? – Мысль о том, что у Марины Фионовой был бурный роман с художником, что их общение никак не отразилось в ее телефоне, не давал ей покоя.

– Конечно, был! – с презрением фыркнула Катя. – Я же ей его и подарила. Со своей сим-картой. И, кстати говоря, на коробке так и написала: «Чтобы у тебя, моя дорогая, были от меня какие-нибудь тайны. И желательно любовные». Прямо как в воду глядела!

– Хотя на самом деле это же был просто намек на то, что она не допускает вашу скрытность по отношению к ней, я правильно поняла?

– Конечно! Она разрушила мои отношения с Ильей, прошлась по моей личной жизни в грязных сапогах. Была, конечно, и другая причина для такого подарка: Марине пора было уже сменить телефон на более современный. Сама бы она себе это вряд ли позволила… Хотя, с другой стороны, она же поимела с Ильи деньги… Уф, вот снова сказала про нее нехорошо, а ведь ее уже больше нет. Надо бы мне уже отпустить ее, но пока как-то не получается. И вообще, знаете, если бы не Кристина и ее адское терпение, ведь она позволила мне пока что пожить у нее, не знаю, что со мной было бы. Да, конечно…

Катя говорила, как будто бы обращаясь к Люсе, но на самом деле это был монолог. Трагичный, болезненный, как свежая рана.

– …она была тяжелым человеком, можно даже сказать – вампиром. Она пила мою кровь, кровь других людей, но при этом я же не переставала ее любить. И теперь, когда я говорю, что ее уже больше нет, я лгу, потому что она живет теперь уже во мне, она продолжает передавать мне свои мысли…

Быть может, это ей следовало посещать Миру, нашего психиатра, чтобы ей вправили мозги, а не заставлять меня потрошить свою душу в кабинете, выворачиваться наизнанку, стараться быть лучше. Но я же верила ей, она была моей старшей сестрой, а потому я даже и мысли не допускала, что она желает мне зла. Нет, она любила меня. Всей душой. А я ее не понимала. Думаю, что она своими преследованиями других людей также не хотела причинить им вред, просто она обнажала их недостатки и призывала их исправиться. Или же я уже ничего вообще не понимаю.

Вдруг она замолкла и посмотрела каким-то странным мутным взглядом на примостившуюся с краю за столом Рожкову:

– А если этот бедный художник не виноват? Если моя сестра на самом деле убила его душу? Что, если она, бесталанная и бесчувственная, позавидовала ему, его успеху, поняла, что ей никогда до него не дотянуться, и впустила свое ядовитое жало? И он не выдержал. Умер. Может, он никого и не убивал? Не понимаю, с чего мы с Кристиной устроили этот переполох…

И Рожкова не выдержала:

– Катя, это Зимин убил вашу сестру. У него в мастерской только что обнаружили нож со следами крови.

27

Кристина, усадив дочь на колени, как маленькую, качала ее, длинноногую, взрослую, зарываясь лицом ей в волосы и испытывая самое настоящее счастье, как если бы ей удалось вернуть ее спустя годы.

– Ну что ты там себе придумала? Что случилось? О каких тайнах ты говорила? Что имела в виду? – она хотела знать все-все.

– Ма, потом… Расскажи про Зимина… Он умер, я уже знаю. Весь город знает. Что вы у него с Катей делали?

– Честно говоря, мне не хотелось бы сейчас говорить об этом…

– Ма, снова тайны? – Валя отпрянула от матери и пересела с ее колен на диван. Она сощурила глаза и теперь смотрела на нее выжидательно.

– Понимаешь, это касается убийства Марины Фионовой…

Она не успела договорить, как Валентина прервала ее: