Тени в холодных ивах

– У нас была компания. У одного из парней был пистолет, мы стреляли по банкам. Мы выпили, конечно. И вот один парень выстрелил так неудачно, что пуля попала не в банку… Она должна была попасть в Бориса, но в эту самую секунду я обернулась, и пуля угодила мне в плечо. Если бы не это мое движение, Сашка Трубников попал бы прямо в сердце Бориса. Получилось, что я спасла ему жизнь. Вот такая нехорошая история. Моя рана была, может, и не очень опасная, но мы так долго добирались до города и я так много потеряла крови, что едва осталась жива. И потом долго лежала в больнице. Борьку родители сразу же увезли за границу, потому что это был его пистолет, и он вообще купил его у какого-то подозрительного типа… Борькины же родители дали денег Сашке Трубникову, чтобы тот уехал к родственникам в деревню, куда-то в Нижегородскую область. Словом, эту историю замяли. Да… Забыла сказать, я же была беременна от Бориса. Он хороший парень, и я его сильно любила. Я так любила, что даже и не обиделась на него за то, что он просто взял и исчез из моей жизни. Мы с твоей бабушкой вырастили тебя, и жизнь пошла своим ходом. Я выучилась, стала художницей… А про меня эти двое, Сашка и Борис, как бы и забыли. И вот спустя годы эти парни, которые сильно поднялись, разбогатели, решили меня найти. Это они дали мне денег. Так сказать, с барского плеча. Мы посидели хорошо так в ресторане, вспомнили нашу юность…

– Это когда ты вернулась домой под утро и едва стояла на ногах? – Валя слушала, открыв рот от удивления. Радость переполняла ее, когда она поняла, что история матери не связана с насилием.

– Да. Ну а потом я рассказала о тебе. О том, что у Бориса есть дочь. И вот сейчас мы с ним подыскиваем для тебя квартиру. Ты готова познакомиться с ним?

Валя пожала плечами. Конечно, она была готова. Но и не готова тоже. Ей так хотелось расспросить мать о том, какой он, хочет ли он сам увидеть ее… А еще ей почему-то захотелось плакать – уж слишком все случилось неожиданно для нее.

В дверь позвонили. Кристина, улыбнувшись Вале, спустилась и пошла открывать.

Валя услышала какие-то незнакомые голоса, мама воскликнула: «Что вы такое делаете, отпустите меня немедленно!» Валя, сорвавшись с кровати, бросилась вниз и увидела, как на мать надевают наручники.

– Да что я такого сделала? Валя, оставайся наверху!

Но Валя была уже возле матери. Следователь Родионов и еще двое мужчин принялись обыскивать мастерскую.

– Мам, что происходит? – Валя вцепилась руками в плечо матери, слезы катились по щекам. – Что им от нас нужно?

– Валечка, успокойся. Это ошибка. Я ничего не сделала. Говорю же, поднимайся к себе!

Кристина старалась быть спокойной, но Валя видела, как она побледнела, как потемнели ее глаза.

– Никуда я не пойду! Ворвались сюда! Что вам надо? Что вы ищете?

– Они ошиблись, Валя. Каждый человек имеет право на ошибку. А та профессия, которой занимаются эти люди, предполагает и не такого масштаба ошибки или заблуждения. Сколько невиновных томятся в тюрьмах!

Ну вот, теперь Валя узнавала свою мать – сильную, дерзкую, насмешливую. Да у нее такие связи, что…

– Зовите понятых! – скомандовал Родионов, и в мастерскую вошли двое, пожилая пара, которых, вероятно, взяли прямо с улицы, потому что в руках у мужчины был большой сложенный черный зонт, с которого стекала вода, да и плащи на обоих были тоже мокрые от дождя. – Продолжаем обыск!

Мужчины потрошили все шкафы и ящики в мастерской, за несколько минут все помещение превратилось в свалку бумаг, холстов, коробок с красками…

– Здесь! – вдруг услышала Валя. Группа мужчин расступилась, пропуская следователя Родионова. В руках одного из мужчин Валентина увидела тубус для холстов. Мамин тубус. Из него вытряхнули сложенный в рулон холст с изображением подсолнухов, и тотчас на пол со стуком выпал завернутый в полиэтилен нож.

Валя зажмурилась – нож был бурым от крови. Как и кусок полиэтилена.

Кристина отвернулась к окну, Валентина зарыдала.

– Гражданка Метель, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Фионовой, – сказал следователь. Затем, повернувшись к Валентине, сказал: – И вы следуйте за мной.

32

Испытала ли я облегчение, когда увидела свою квартиру чистой? Увы, нет. Она стала какой-то чужой с этими химическими запахами.

Все вокруг блестело и было промытым. Начиная от люстры и заканчивая вычищенными коврами. А комната сестры вообще напоминала спальню в дешевой гостинице – она была безликой, неинтересной.

Мне оставалось только перестирать белье. Я прошлась по квартире, собрала все, что надо было постирать, сунула в корзину для грязного белья. Постельное белье сестры сунула в машинку.

Мне не хотелось оставаться в этой пустоте среди этих неприятных химических и, как мне показалось, ядовитых запахов.

Я заперла квартиру и вышла прогуляться под дождь.

На улице было по-настоящему свежо и пахло мокрой листвой, дымком, было как-то по-осеннему прекрасно и грустно.

Примерно час тому назад я звонила следователю Рожковой, чтобы признаться ей в том, что алиби у Кристины на момент убийства нет. Как нет его и у Вали.