Тени в лабиринте

Наташа впустила нежданного гостя в прихожую и закрыла дверь. Вдруг перед глазами у нее что-то мелькнуло, от дикой боли перехватило дыхание. В голове молнией сверкнула чудовищная догадка. Наташа попыталась закричать и освободить руками шею, но из горла вырвались лишь сдавленные хрипы. Ее мозг работал как никогда ясно, хотя по обмякшему телу начала разливаться обволакивающая теплота.

Внезапно в сознании Наташи отчетливо всплыла забытая картина далекого детства: вот отец в военной гимнастерке, такой сильный и красивый, как пушинку подбрасывает высоко вверх маленькую голубоглазую девчушку с льняными косичками и заразительно смеется, а девочке почему-то страшно, она боится упасть и разбиться. Ощущение страха заполняет все Наташино существо, и она уже не может четко различить, что это там каруселью проносится вдалеке. До нее доносятся какие-то голоса. Среди них она узнает голос матери, но он слабеет, угасает, слов уже не разобрать…

Через несколько мгновений мир утратил для Наташи свои краски и стал черным…

Убедившись, что женщина мертва, преступник осторожно опустил тело на пол и бесшумно выскользнул из квартиры, прикрыв за собой дверь. Выйдя из подъезда, он огляделся по сторонам, засунул перчатки в карман плаща и исчез в темноте.

В понедельник, прибыв на работу, Струков позвонил в КПЗ дежурному. Владимир Петрович немного нервничал, хотя к допросу подготовился основательно, решив сразу ошеломить Баринова фактами.

Через несколько минут в кабинет ввели изрядно помятого после бессонной ночи Николая Михайловича. При виде подполковника, он прямо с порога заголосил:

— Товарищ начальник! Что же это такое? Произошла трагическая ошибка, меня по недоразумению с кем-то спутали. Я прошу…

— Садитесь, гражданин Баринов. Разговор нам предстоит долгий, — веско сказал Струков. — Обращайтесь ко мне — гражданин подполковник. Это — во-первых. А во-вторых, должен вас огорчить: никакой ошибки не произошло, и вам об этом известно не хуже меня. Так что давайте не будем ломать комедию.

— В таком случае, я не намерен говорить с вами, пока мне не предъявят официальное обвинение, — с вызовом, на грани истерики воскликнул Баринов.

— Всему свое время, — Струков не спеша раскрыл папку, на обложке которой бросалось в глаза набранное жирным шрифтом «Дело №…», достал бланк протокола допроса. — Сначала уточним ваши анкетные данные. У нас, как в фигурном катании: сперва идет обязательная программа, за ней — короткая, а в конце — произвольная. Надеюсь, до показательных выступлений дело не дойдет. Итак: фамилия, имя, отчество…

Односложно отвечая на вопросы, Баринов с глухой тоской думал: «Еще и издевается. Видать, совсем плохи мои дела. Но что ему известно?»

Когда с заполнением анкеты было покончено. Струков небрежно протянул арестованному лист бумаги.

— Теперь можете ознакомиться. По долгу службы ставлю вас в известность: чистосердечное признание смягчает меру наказания.

По мере того, как Николай Михайлович сосредоточенно вникал в смысл написанного, его лицо покрывалось бисеринками холодного пота. Дочитав до конца, он возмущенно бросил бумагу на стол.

— Бред какой-то! Вы больше ничего не могли придумать? Вместо того, чтобы искать настоящих преступников, решили сделать меня козлом отпущения? Не выйдет, не на того напали! Я требую встречи с прокурором.

— Прекратите балаган, Баринов, — невозмутимо сказал подполковник, доставая из папки заключение экспертизы. — Вот прочтите. Нами точно установлено, что ваша машина останавливалась возле места преступления и затем на ней уехал убийца. Запираться дальше не советую, этим вы только отягчаете свою участь.

— Это уже интересно. Не постеснялись даже фальшивый документ состряпать. Зря старались, гражданин подполковник, моя машина две недели простояла в ремонте. Я ее третьего дня как забрал.

— А какого числа вы отдали машину в ремонт? — Струкова начало раздражать упрямство Баринова.

— Девятнадцатого октября, в пятницу.

— Вы ничего не путаете?

— Я никогда ничего не путаю. К тому же это легко проверить, — уверенно ответил Баринов.

Последние слова подозреваемого повергли Владимира Петровича в недоумение. Он рассчитывал, что сейчас Баринов начнет «усиленно» вспоминать, а потом скажет: «Ах, да! Я ошибся!» и назовет шестнадцатое или семнадцатое число, пытаясь создать себе алиби.

«Крепкий орешек, — с досадой подумал подполковник, — сразу не расколешь».

— Постарайтесь вспомнить, где вы были и чем занимались с вечера восемнадцатого до утра девятнадцатого октября, а точнее, до того момента, как вы отдали машину в ремонт?

— Секундочку… Вечером восемнадцатого я поехал в гости к одному знакомому, там я остался ночевать и уехал от него рано утром. Я заехал домой, позавтракал, привел себя в порядок и собрался на работу, но не смог завести машину. Тогда я позвонил в спецкомбинат, сообщил, что задержусь, остановил какой-то грузовик и попросил водителя оттранспортировать мои «Жигули» на станцию техобслуживания. Вы удовлетворены?

— Не тот ли это, случайно, знакомый, у которого вы находились в прошлую ночь?