Тени в западном искусстве

В коллекции Национальной галереи есть полотно XVIII века, на котором разные эффекты света – прозрачность, рефлексы и тени – не только играют важную роль, но и взаимодействуют между собой, увлекая и гипнотизируя зрителя. На картине Джозефа Райта «Эксперимент с птицей в воздушном насосе» ученый, подобно жрецу, демонстрирует присутствующим таинства природы (илл. 17 и 18). Загадочному поведению птицы вскоре будет дано научное объяснение, но пока наблюдатели напряжены и напуганы. По крайней мере именно такие чувства выражает лицо одной из центральных фигур – маленькой девочки.

В XVII веке голландские мастера натюрморта особенно тонко умели передать атмосферу напряженности, изображая на своих полотнах опрокинутый до блеска начищенный серебряный сосуд, прозрачный бокал, свечу, череп и часы, тесно и беспорядочно расставленные на столе. Такие картины должны были не только украшать интерьер, но и напоминать о смерти и тщете всего сущего. Однако именно Райт пишет тени так, что в его картине появляется нечто зловещее. Дети всегда боялись теней, особенно ночных, и все же это единственное, если не считать работы Гойи (см. илл. 2), полотно в коллекции Национальной галереи, на котором изображена именно такая реакция. Только с появлением в ХХ веке новых форм изобразительного искусства – черно-белого кино и черно-белой фотографии – зловещий эффект, создаваемый падающими тенями, начал активно исследоваться.

В этом вступлении я сделал именно то, что советует в своей книге Гомбрих, – по-новому взглянул на картины из коллекции Национальной галереи, обращая особое внимание на тени. Надеюсь, теперь читатели поступят так же – иначе посмотрят на уже хорошо знакомое как в галерее, так, возможно, и в окружающем мире.

Николас Пенни,

директор лондонской Национальной галереи

Виды теней

Взгляд историка искусства

В языке нет ловушки опаснее, чем метафора, – очень уж велик соблазн воспринять ее буквально. Мне как историку искусства, вне всякого сомнения, было очень лестно получить приглашение стать одним из кураторов серии выставок, названных «Взгляд художника». Однако мне хотелось бы напомнить читателю, что в действительности профессия человека – будь то ремесло художника или научные штудии – никак не влияет на то, что и как именно он видит. Глаз – это инструмент, один из самых удивительных, прошедший миллионы лет эволюционного развития, чтобы живые существа, наделенные способностью двигаться, могли ориентироваться на местности, узнавать сородичей, избегать встреч с врагами, преодолевать препятствия, иными словами, выживать. Мы видим предметы исключительно потому, что свет, падая на поверхность объекта, претерпевает некоторые изменения. Свет и тень обозначают форму, рефлексы на поверхности предмета подчеркивают фактуру, а световые волны разной длины определяют цвет объекта. Мы, как и все прочие живые организмы, умеем обрабатывать и использовать полученную информацию, не осознавая, какие механизмы при этом задействуются. В этом смысле мы все видим мир одинаково и взаимодействуем с ним в меру отпущенных нам возможностей.

Однако зрение передает в мозг великое множество самой разнообразной информации. Если бы мы с одинаковым вниманием обрабатывали ее всю, то потеряли бы способность ориентироваться, не справляясь с ее объемами. Человеческое восприятие всегда избирательно, иначе и быть не может. Но мы можем научиться видеть детали, которые обычно ускользают от нашего внимания. Человек особенно склонен к обучению, если новый навык необходим ему для решения практических задач. Поэтому древние охотники научились различать следы бизонов в первобытных лесах, а знахари наметанным глазом распознавали первые признаки болезни у своих соплеменников. Еще в древности люди заметили, что художники, мастера воспроизведения действительности, развивают особую восприимчивость к игре света на поверхности. Цицерон писал: «Как много видят художники в светотени, чего не видим мы!»[2] Конечно, великий философ жил в эпоху, когда живописцы умели создавать на плоскости удивительно правдоподобные изображения, сочетая различные пигменты. В те времена художники учились подмечать детали окружающей действительности, которые затем использовали, чтобы вызвать к жизни узнаваемый образ.