Тени заезжего балагана

Ёсио ничего на это не ответил: может, кивнул, а может, Итиро Хаяси и не нуждался в словах. Ёсио подхватил Уми. Она и не подумала бы, что руки его окажутся такими же сильными, как у отца. Надёжными. Тёплыми.

Молния выхватила из тьмы глаза Ёсио – они показались Уми чернее неба, которое всё никак не могло разразиться ливнем. На залитом кровью лице ярче обычного выделялся кривой шрам. Чья это была кровь – самого Ёсио или же того, кто осмелился встать у него на пути?

Отец ничего больше не сказал. Лишь коснулся щеки – пальцы горячие, чуть дрожащие, как марево над костром, – и тяжело зашагал обратно. А Уми даже не смогла повернуть головы и проводить его взглядом. Не хватило сил, чтобы окликнуть, спросить, о чём говорила колдунья, о каком предательстве – его и сбежавшей когда-то матери. Умом понимала, что сейчас не время для подобных вопросов. Но сердце жаждало знать правду, вопреки всему.

Вскипали на глазах жгучие слёзы застарелой обиды, а Уми не могла даже незаметно стереть их рукавом кимоно. Не могла спрятать их, чтобы не выдать, как ей на самом деле больно. Впервые с момента своего страшного пробуждения Уми порадовалась, что вокруг стояла почти непроглядная темень…

Пока Ёсио нёс её, голова запрокинулась. Весь мир, казалось, застыл в ожидании бури, которая должна была вот-вот разразиться над балаганом, и в тишине вдруг послышался шелест огромных крыльев. Когда небо прорезал новый искрящийся шрам молнии, Уми увидела на мгновение, как угольно-чёрные тени слетались в ту сторону, где остались горящие подмостки и кричавшие люди.

С запозданием Уми вспомнила про вороватого Сана и про то, как он подставил их всех. Очередное предательство – вот только от него не было так больно, как от слов ведьмы, которые ядовитым плющом оплели сердце. Удалось ли О-Кин остановить жадного до чужого добра духа? Может, и да – тэнгу не прилетели бы в балаган просто так. Должно быть, О-Кин как-то дала им знать о том, что поймала вора.

Мысли снова начали растекаться, как вода, перелившаяся через край кувшина. Как там Томоко? Удалось ли ей спрятаться и уйти?

А Ямада? Как он? Не ранен ли?

И отец, зачем же он снова пошёл туда, да что же…

Уми жаждала расспросить Ёсио обо всём, что произошло в балагане, пока она боролась с чарами колдуньи, – но не могла произнести ни слова. Даже не почувствовала, как по щекам наконец потекли горячие слёзы.

Но Ёсио заметил, остановился. Осторожно усадил у ворот – оказывается, они выбрались из балагана, и никто не помешал уйти, – и принялся утирать Уми лицо рукавом рубахи.

– Ну что ты, что ты, – приговаривал он, как бывало в детстве, когда Уми особенно сильно обдирала колени. – Всё уже позади, всё кончилось.

Ей хотелось сказать, что всё только начинается, но с онемевших губ и на сей раз не сорвалось ни звука. Оставалось лишь смотреть на Ёсио и надеяться, что он поймёт. Что почувствует через всю разделявшую их тьму её пристальный взгляд и будет по-прежнему начеку…

Первые холодные капли упали прямо в безвольно обращённую к небу ладонь. Люди верили, что такие капли срывались прямо с Чешуи Сэйрю, когда он приносил дождь и пролетал, прячась за облаками. В детстве Уми любила высматривать в небе Дракона – однажды ей даже показалось, что она видела длинное и блестящее, напоминавшее расшитую жемчугом ленту, туловище Владыки. Оно быстро скрылось в вышине, но Уми отчего-то хотелось верить, что ей не привиделось. Что Дракон и правда явил себя только для неё одной, чтобы утешить.

Ведь в тот дождливый день мать бросила их…

Теперь же небо застилала такая чернота, что ничего было не разглядеть даже у себя под носом. Гроза разразилась и изливала на Ганрю всю свою горечь. Вспыхнула молния, отразившись в злых глазах Ёсио. Похожий взгляд она видела вчера в игорном доме, когда он ударил Косого Эйкити.

Вчера… Подумать только, всё началось только вчера. А кажется, будто прошла и закончилась уже целая жизнь…

Ёсио вдруг крепко прижал её к себе. От него пахло потом и кровью, на плече змеилось несколько рваных ран, словно кто-то вцепился в него когтями. Кровь уже подсохла, но Уми казалось, что раны сочатся тьмой – как и проклятая метка в её видении.

Уж не наваждение ли Ёсио, не морок ли, насланный ведьмой, чтобы поглумиться над Уми? Дать иллюзию того, что ты можешь сбежать, а потом отнять эту возможность в самый последний момент…

Уми помнила, что пальцы ведьмы, вцепившиеся ей в руку, были ледяными, как хватка самой смерти. Но Ёсио тяжело дышал, в груди билось живое сердце…

Значит, всё-таки настоящий. Значит, всё происходит взаправду, а не навеяно страшной магией госпожи Тё.

– Я отомщу ей за то, что она с тобой сделала, – горячо прошептал Ёсио, щекоча дыханием ухо, и от его слов внутри Уми словно что-то оборвалось.

Нет, хотела закричать она. Не надо! Ты не справишься с ней! Как бы ни был силён, ты всего лишь человек. А она… Она…

Уми даже самой себе не могла объяснить, что почувствовала, оказавшись к ведьме так близко. Но одно она могла утверждать наверняка. Госпожа Тё была кем угодно – древним мстительным духом или кровожадным ками, но только не человеком.