Тени заезжего балагана

– Так ведь и я не самурайский сын, – пожал плечами он. – И в отличие от тебя хорошим воспитанием похвастаться не могу. Единственное, что я хорошо умею, – это играть в карты.

Уми не сумела сдержать улыбки. В этом Ёсио и впрямь не было равных.

– Я прекрасно понимаю, что ты хотела мне сказать, – продолжил он. – И, уверяю тебя, оябун тоже осознаёт, что в обычной семье таким, как мы с тобой, не будет места. Поверь, иначе он никогда не допустил бы, чтобы такой человек, как я, – без рода и имени, не имевший ещё каких-то несколько лет назад за душой ничего, кроме старой колоды карт, доставшейся от отца, – посватался к его единственной дочери, которую он бережёт пуще редкой фарфоровой вазы. Поэтому я говорю с тобой сейчас совершенно откровенно, без прикрас и увёрток. Я хорошо тебя знаю, Уми, и потому уверен в том, что ты сумеешь стать мне верной и хорошей женой. В свою очередь я тоже даю тебе слово, что стану для тебя надёжной защитой и опорой, как и полагается достойному мужу.

Ёсио наклонился к ней: его тёмные глаза ярко блестели, отражая свет небольшого светильника, стоявшего на низеньком столике.

– Давай поможем друг другу продержаться в этом мире чуть дольше, Уми. Прошу, подумай об этом как следует.

Слова Ёсио и впрямь заставили Уми о многом задуматься. Если воспринимать брак как способ удержаться на плаву бурной реки общества, где одиноким людям приходится куда сложнее, чем примерным семьянинам, то замужество переставало казаться таким уж угнетающим. К тому же брак с Ёсио помог бы Уми добиться её главной цели: остаться при клане Аосаки и не отходить от дел, что неминуемо должно было произойти, выйди она замуж за кого-то другого, кто не имел к якудза особого отношения.

Уми взглянула на Ёсио. Такой знакомый взгляд, лёгкая и привычная полуулыбка, рваная линия шрама на щеке – этого человека она знала очень давно. Но Уми и подумать не могла, что ей может предоставиться возможность узнать его с совершенно новой для себя стороны, с которой его не знал никто и никогда.

– Ты был честен со мной, и потому я хочу ответить тебе тем же, – набравшись решимости, Уми крепко сжала кулаки и выпалила на одном дыхании: – Я могу видеть ёкаев.

Улыбка Ёсио стала чуть шире, взгляд его потеплел.

– О чём-то таком я всегда догадывался, – признался он.

Встретившись с удивлённым взглядом Уми, он добавил:

– Ты думала, я совсем дурак и за столько лет, что знаю тебя, ничего не замечал? Не в обиду тебе будет сказано, Уми, но актрисой тебе точно не быть – скрывать свои истинные чувства ты совсем не умеешь. Не далее как сегодня утром я имел счастье наблюдать твоё очередное столкновение с непознанным. Думаю, Косой Эйкити тоже нескоро забудет эту встречу.

Уми усмехнулась: в этом она нисколько не сомневалась. За этот день Ёсио стал вторым человеком, которому она открыла свою тайну, и от этого признания Уми почувствовала себя так легко, словно с плеч её кто-то снял невидимый груз, который она с таким усердием тащила на себе столько лет.

– И ты… не боишься меня?

– А должен?

– Ни в коем случае! – в притворном ужасе воскликнула Уми. – Иначе мне придётся отрезать волосы и отправиться доживать свои дни в монастырь, ведь кто ещё, кроме тебя, позарится на меня после такого признания?

Уми состроила такую грустную мину, что Ёсио не выдержал и от души расхохотался.

– Беру свои слова назад! Твой актёрский талант на деле не так плох, каким казался поначалу.

Теперь настала очередь Уми смеяться. От облегчения у неё на глазах выступили слёзы, и она постаралась аккуратно утереть их пальцами, чтобы не размазать макияж. Она думала, что столь прямолинейное признание отпугнёт Ёсио, но он смотрел на неё с той же теплотой, что и раньше.

– Как бы ни было грустно это признавать, но наш вечер откровений подходит к концу, – вздохнул Ёсио. – Но у нас с тобой осталось ещё одно незавершённое дело.

– И какое же?

Ёсио достал из рукава кимоно небольшой шёлковый мешочек, украшенный искусно вышитыми ирисами, и улыбка его стала чуть более лукавой.

– Закрой глаза, – попросил он.

Уми удивилась этой неожиданной просьбе, но спорить не стала и послушно смежила веки. Услышав, как Ёсио встал со своего места и направился к ней, она почувствовала, как сердце забилось чуть быстрее. Что же он задумал?

Ёсио опустился на татами рядом с ней, и его пальцы коснулись запястья Уми.

От неожиданности она вздрогнула, но руки не отняла. Когда Уми была гораздо младше, они с Ёсио часто держались за руки, гуляя по улицам Ганрю. Уми была настоящей егозой, и Ёсио боялся потерять её из виду – вот и старался держать при себе, как умел.

Те дни давно миновали, но Уми всё ещё помнила, какими тёплыми были руки Ёсио. И потому удивилась, почувствовав, как кожи коснулось что-то прохладное.

Она открыла глаза. На запястье, прямо над головой дракона, который был вытатуирован на предплечье, Ёсио надел браслет. На тонкую золотую цепочку были нанизаны прозрачные камни неправильной формы, которые в свете светильника переливались всеми цветами радуги.