Теннесси (СИ)

Наутро Джон вернулся домой в бодром расположении духа, никак не выдавая вчерашней ярости. Как будто все, что произошло, было лишь сном. Он потянулся меня поцеловать, но я застыла на месте и едва дернулась, когда его губы коснулись моей щеки. Казалось, он даже не заметил этого. И все вернулось на круги своя. Он был нежен и ласков, играл с малышкой Эшли, оказывал мне знаки внимания, хоть и без привычных цветов и подарков.

В какой-то момент мне начало казаться, что та вспышка ярости мне действительно приснилась. Я снова начала расслабляться, но полностью не теряла бдительности. На каждый его жест реагировала, будто затравленный зверь, встречая в ответ искреннее недоумение, улыбчивую насмешливость и легкие подколы. Каждое его прикосновение вызывало во мне дрожь дурного предчувствия. И, в конце концов, оно меня не обмануло.

Джон как-то снова пришел домой в плохом настроении. И будто вымещая на мне свою злость, начал придираться. Складывалось впечатление, что он буквально напрашивается на скандал. Я же, как могла, сглаживала углы. В конце концов он не выдержал и ударил меня по лицу. От силы удара я упала на диван, заслоняясь от него руками. Обычно после такого в нормальном человеке может проснуться сожаление о содеянном и раскаяние. Но его как будто подстегнула моя беззащитность. Словно дикий зверь он набросился на меня.

Слава богу, что моя память услужливо стирает многие моменты подобных ситуаций. Я плохо помню, что он делал со мной. Помню лишь боль от ударов, ощущения страха, мерзости, грязи, тошнотворно-горькие слезы на своих губах и его дикий взгляд.

А на утро как будто ничего и не было. Легкий поцелуй в щеку, от которого все внутри переворачивается, заставляя застыть на месте и сжаться в маленький комок оголенных нервов. Он будто бы и не заметил всех тех ужасных следов, что оставил на мне. Кажется, он вообще избегал смотреть на меня. А я давилась слезами, осматривая в зеркале синяки и кровоподтеки.

Подобные эпизоды стали повторяться.

Я начала бояться собственного мужа. Вздрагивала, когда он заговаривал со мной, когда пытался меня коснуться, каким бы ласковым ни выглядел его жест. Теперь любое его прикосновение причиняло мне пусть и не физическую, но душевную боль.

Не передать словами, в каком ужасе я пребывала, пока ждала его с работы. В каком настроении он приедет? Будет ли весел и добродушен, или же холоден и раздражен? В какой-то момент я поймала себя на мысли, что боюсь звука шороха шин по гравийной дорожке, ведущей к нашему дому. Это кажется смешным и безумным, но я на самом деле слышала, как Джон приезжает домой. Я чувствовала его приближение каждой клеточкой своего тела. И если он был в плохом настроении, я начинала молиться…

Почему я не уходила от него? Я задавала себе этот вопрос сотни тысяч раз и никак не могла найти ответ.

Поначалу мне казалось все это каким-то недоразумением. Я верила и ждала, что он одумается, придет в себя, и все будет как прежде. В этом меня отчасти уверяли дни после побоев. Он всегда был ласков и обходителен на каждый следующий день

Но чем чаще он возвращался домой в плохом настроении, тем меньше оставалось этой веры.

Затем он внезапно нанял нам с Эшли личного помощника. Но правильнее было бы назвать его охранником. Цербером, что следовал за нами по пятам во время прогулок. И в этот момент я поняла: Джон осознает, что он творит. И он хочет продолжать и дальше жить подобным образом. И помощника он нанял, чтобы следить за мной, препятствуя попыткам уйти.

Да и некуда мне было идти, на самом деле. Родных и близких у меня в Нью-Йорке не было. Он методично оборвал все мои контакты в течение каких-то двух лет после нашей свадьбы. Даже со Стефани я практически не общалась. С Балтимором меня уже ничего не связывало, и заявись я внезапно к матери на порог, она бы только посмеялась надо мной.

Он был прав. Эти мысли крутились в моей голове, как заезженная пластинка. Каким-то непостижимым образом этот ублюдок влез в мою голову и заполнил ее своим ядом. Я поверила в то, что нуждаюсь в нем, что без него я попросту никто и мне некуда идти.

И, наконец, когда он практически подавил мою волю, мне открылась правда о его таинственной работе. Мой муж оказался чёртовым наркобароном. Хладнокровным психом с целым штатом головорезов, подпольными лабораториями по производству смертоносной гадости и складами, наполненными этим дерьмом. Как я об этом узнала? Этот ублюдок решил работать из дома, перенеся большую партию товара в подвал нашего дома. Наша дочь праздновала свои 4 года над складом гребаных наркотиков. И его это ни капли не смущало. А любые мои попытки воспротивиться и призвать его к благоразумию имели один печальный финал.

Кажется, он специально подавлял меня, делая бледной тенью, призраком, отвечающим всем его прихотям и требованиям. Иначе он наказывал меня. Даже сейчас в ушах звенит его мерзкий шепот: «Ты должна быть послушной девочкой, Сара». И я старалась изо всех сил. Даже если в этом не было никакого смысла. Ради Эшли.