Теодосия и последний фараон

Если честно, я бы не рискнула назвать эту линялую, грязную, битую молью холстину одеялом, но Гаджи смотрел на нее как на сокровище. А я испытывала угрызения совести оттого, что не могу предложить этому несчастному мальчугану нормальную, как у всех людей, спальню. Ну ладно, лишней спальни у меня нет, а вот что-нибудь поприличнее, чем эта гнусная тряпка, я ему найду обязательно.

– Я дам тебе другое, хорошее одеяло, – пообещала я. – И еды, как договаривались. Жди здесь, я скоро вернусь.

Я оставила Гаджи осваиваться на конюшне, а сама поспешила домой.

Прежде всего я заглянула к себе в комнату, где меня ждала Исида.

– Я вернулась, – сказала я и сразу поспешила к лотку с песком. Тяжелый, значит, табличка на месте. – А теперь можешь пойти прогуляться.

Услышав это, Исида вспрыгнула на подоконник и спокойно подождала, пока я открою окно, но как только я приоткрыла его, метнулась мимо меня черной молнией и моментально исчезла в неизвестном направлении.

Я стянула с рук перчатки, выбросила их в ведро, быстро вымыла руки, выудила из комода и натянула на ладони пару свежих перчаток. Затем вытащила из дорожного сундука запасное одеяло и стала соображать, что я еще могу дать Гаджи.

Воды, конечно. Если не для умывания, то хотя бы питьевой. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что умывается Гаджи, как бы сказать помягче… не часто. Так, теперь еда. И еще хорошо бы чистую смену белья, но у нас с мамой вряд ли найдется что-нибудь, подходящее для маленького мальчика.

Я отправилась в кладовку и, порывшись, нашла в ней флягу. Наполнила ее водой из кувшина, стоявшего в моей комнате, поставила флягу на кровать рядом с одеялом и снова отправилась за добычей.

Хабиба по-прежнему возилась на кухне, чем-то звенела и грохотала и была так занята, что даже не заметила моего появления в дверях. Я кашлянула, и Хабиба высоко подпрыгнула на месте от испуга.

– Простите, Хабиба, я не хотела напугать вас.

Она смотрела на меня и дергала пальцами – то ли от испуга, то ли чертила в воздухе знаки, отгоняющие нечистую силу, не знаю. Я решила не вдаваться в эти подробности и просто стянула со стола пару фиолетовых фиг и пригоршню липких фиников (эх, недолго прослужили мне перчаточки, снова придется менять!), а когда Хабиба вновь повернулась к жаровне, сунула себе в карман одну свежую, еще горячую лепешку.

Потом я направилась из дома на конюшню и еще на полпути услышала какой-то дикий шум и гвалт. «Что еще за чертовщина?» – подумала я, переходя с шага на бег.

Внутри конюшни выясняли отношения Исида и Сефу. Они кружили на месте, как пара борцов, внимательно глядя друг на друга, шипя и рыча. Обезьянка показывала свои зубы и то и дело принималась сердито стрекотать. Исида презрительно помахивала своим хвостом и шипела. Гаджи сосал свою руку.

– Что случилось? – спросила я у Гаджи.

Он отнял руку ото рта, и я увидела на ней три глубоких кровоточащих ссадины – следы от кошачьих когтей (надо уточнять – чьих именно?).

– Этот черный демон Подземного мира свалился с небес и пытается сожрать Сефу! – крикнул Гаджи. Он выглядел таким же возбужденным, как его обезьянка.

– Я тебе уже говорила, – сказала я, – это всего лишь моя кошка.

Похоже, мое появление еще сильнее взбесило обезьянку. Сефу принялся высоко подпрыгивать на месте, а его стрекотание стало таким громким и высоким, что у меня готовы были лопнуть барабанные перепонки.

– Гаджи! – крикнула я. – Утихомирь его, или этот балаган соберет зрителей, и нас обнаружат!

– Тогда черный демон наложит на меня свое проклятие, мисс-эфенди, а я не хочу этого, – покачал головой Гаджи.

– Что за ерунда! Это не демон, это просто кошка. Вот, смотри! – я шагнула вперед, подхватила Исиду с пола и крепко ухватила за лапки, чтобы она не разорвала в мелкие лоскуты надетые на мне перчатки (третья пара за каких-то полчаса!). Честно говоря, я слегка солгала Гаджи. На самом деле, Исида в некотором роде действительно была демонической кошкой. Такой она стала после того, как несколько месяцев тому назад к ней на время приклеилось проклятие, перешедшее со статуи богини Бастет. Это случилось в нашем музее, в Лондоне.

Оказавшись у меня в руках, Исида недовольно заворчала, но, к моему облегчению, не стала ни вырываться, ни царапаться.

– Тише, тише, успокойся, – шептала я ей на ушко. – Это всего лишь глупая маленькая обезьянка.

Затем, уже громче, я обратилась к Гаджи:

– Теперь успокой своего Сефу.

Гаджи с уважением взглянул на меня и сказал своей обезьянке несколько слов на арабском. Сефу со щелчком захлопнул пасть и забрался на плечо Гаджи. Отсюда он в последний раз скорчил рожицу Исиде, а затем скрылся под одеждой Гаджи и превратился в горб на его спине.

И вовремя превратился, надо сказать. Снаружи послышался перестук копыт и приближающиеся голоса. Я прижала палец к губам и подобралась к двери конюшни, чтобы посмотреть, кто – или что – приближается к нам.

А оказались это Набир и мама, они ехали верхом на осликах и вели за собой еще десяток серых ушастиков. Похоже, необитаемой наша конюшня больше не будет.