«Вот до чего дожили — В Петербурге хотят о нас знать», — говорили они счетчикам, — и действительно подробно рассказывали о своей прежней и настоящей жизни.
И опрос нередко затягивался далеко за полночь — так незаметно и быстро проходило время и для счетчиков, и для хуторян в этой вечно живой и интересной теме для крестьянина о его хозяйстве, успехах и неудачах последнего. Желание как можно глубже и подробнее ознакомить счетчика-обследователя со своим хозяйством иногда выливалось в прямо-таки наивную форму требования — осмотреть лично все хозяйство, полюбоваться на клади хлеба, на стога клеверного сена, заглянуть в амбар, определить доброкачественность зерна в «сусеках» и т. п.
«Не могу до сих пор забыть случай, — заметил в заключение Першин, — когда, опрашивая одного хуторянина, я усомнился в возможности получения урожая овса сам — 60 с показательного участка по навозному удобрению. Хуторянин сейчас же повел меня в амбар и здесь на моих глазах начал взвешивать крупные зерна овса „Победа“. При таком обороте дела, конечно, нельзя было не убедиться в правдивости показаний опрашиваемого»324
.Должен ответственно заявить, что эта история — чуть ли не единственная в своем роде (не считая эксклюзивных рассказов Кауфмана, Щербины и других статистиков о том, как они добивались откровенности со стороны крестьян).
За 25 лет занятий этой тематикой мне куда чаще встречались истории в другом духе. Тот же Юрьевский передает подробный рассказ правительственного агронома Виленской губернии Рудзита, руководившего обследованием в Трокском уезде, на какие ухищрения ему приходилось идти, чтобы буквально вырывать у хуторян правдивую информацию325
.Есть истории и пострашнее — статистиков и агрономов, пытавшихся провести элементарное обследование подведомственного участка, как минимум, запугивали и, не удивлюсь, если избивали.
Итак, подводя промежуточные итоги, отметим, что благодаря Юрьевскому мы видели и отличный, и качественные, и скверные примеры организации агрономической помощи.
Абсолютизировать позитивную информацию было бы неправильно — вспомним мысль Кауфмана о том, что «мы» пока лишь вошли в преддверье.
Не будем забывать и то, что Россия не была готова к реформе, и тем ценнее та быстрота, мобильность, с которой происходил поворот целой страны на 180 градусов.
И вместе с тем преобладающая часть данных говорит о безусловном успехе преобразований, хотя понятно, что Россия не исчерпывалась этими шестью уездами.
Аграрный сектор России и реформа Столыпина
Как же отразилась реформа на состоянии сельского хозяйства?
Начало XX века дает картину быстрого его подъема, причем успехи были настолько очевидны, что их не оспаривала даже советская историография, правда, с естественными для нее оговорками, что это дело рук кулаков.
При этом, оценивая перемены в аграрном секторе страны, я исхожу из того, что позитивный перелом в развитии сельского хозяйства начался во второй половине 1890-х гг. Он был связан с появлением внутри крестьянства, благодаря начавшейся индустриализации и реформам С. Ю. Витте, расширившими возможности заработков, заметного слоя хозяйств (15–20 %) с повышенными доходами и, соответственно, с повышенными же потребностями.
Это увеличило долю продуктов, покупаемых ими на рынке, а не производимых в своем хозяйстве. Выросли запросы деревни относительно одежды, обуви, «предметов комфорта», относительно качества еды, в результате чего в меню крестьянского стола появились белая мука, рис, сахар, чай, водка, приправы и пряности.
Так экономическая дифференциация деревни, по мнению Л. Н. Литошенко, «удачно» разорвала порочный круг между слабым развитием внутреннего рынка для промышленности и аграрным перенаселением. Потребности крестьянства стали больше и сложнее, что оживило спрос на продукцию промышленности, получившей в деревне все возрастающий круг массовых потребителей «с определенными вкусами и регулярным спросом на предметы массового потребления и средства производства». Это, наконец, расширило внутренний рынок до размеров, необходимых для полноценного развития индустрии.326
А затем началась аграрная реформа Столыпина, открывшая простор инициативе и предприимчивости крестьянства. Конечно, и землеустройство, и покупка земель у Крестьянского банка или через его посредничество, и переселение в Сибирь способствовали решению аграрного вопроса. Однако главную роль сыграло освобождение нравственных и физических сил крестьянства из-под гнета общины.
Итак, спонтанная интенсификация крестьянского хозяйства началась до 1906 г., а реформа Столыпина, условно говоря, открыла ей шлюзы, радикально расширила ее перспективы. Одновременно реформа стала важнейшим фактором промышленного подъема 1909–1913 гг.; я подробно разбирал это в книге «20 лет до Великой войны».
В нашем распоряжении есть десятки свидетельств агрономов о том, что урожайность в единоличных хозяйствах была намного выше, чем в соседних общинных.