Теорема Столыпина

Обычная разница в цене между песком и рафинадом составляла примерно рубль за пуд с тенденцией к уменьшению этой разницы. При этом в 1906–1914 гг. сахар неуклонно дешевел.

В 1910 г. в силу ряда причин производство рафинада в сравнении с предыдущим годом выросло на 17 % (!), а потребление — на 10 %. Цены, понятно, серьезно упали. В то же время в стране стала ощущаться нехватка песка, во-первых, из-за неурожая свекловицы, а, во-вторых, потому, что рафинеры внепланово изъяли с рынка более 7 млн пуд. песка.

Сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, в ряде городов «нельзя было найти какого-нибудь вагона песка», а с другой, рынок был буквально завален рафинадом, который дешевел с каждый днем. В № 30 еженедельного «Вестника сахарной промышленности» появилась, например, такая телеграмма из Варшавы от 22 июля 1910 г.: «На истекшей неделе на нашем рынке замечался давно не бывалый факт при продаже сахара для местного потребления. Здешние потребители, видя, что песок крупного и среднего кристалла сравнялся в цене с кусковым сахаром, стали покупать разные дешевые сорта последнего и толочь таковой на песок (для варки варенья — М. Д.) … Тенденция с кусковым сахаром несколько лучше по вышеуказанной причине и спрос довольно хорош».

И вот эта ситуация в тогдашней прессе совершенно серьезно именовалась «сахарным голодом»!

Если в России конца XIX — начала XX вв. цена, положим, пуда железа вырастала на 0,2 коп/пуд, то в стране немедленно начинался «металлический» голод. То есть это слово, повторюсь, обозначало не только недород хлебов, оно было синонимом понятия «дефицит». Вновь напомню, что «порог страданий» в конце XIX — начале XX вв. и конце XX — начале XXI вв. кардинально различаются.

Однако и учет семантической инфляции, разумеется, не означает, что «народ жил прекрасно» и что «все было хорошо». Отнюдь.

В рамках привычного черно-белого подхода противоречие между «позитивным» и «негативным» массивами данных непримиримо — тут может быть правильно либо одно, либо другое.

Однако на деле верны оба комплекса свидетельств, просто жизнь была несравненно богаче, чем ее описывали пристрастные и/или политически ангажированные современники.

Указанные противоречия оказываются большей частью мнимыми, стоит только понять, что нельзя смешивать проблему положения крестьянского хозяйства в пореформенной уравнительно-передельной общине с проблемой народного благосостояния (подобно тому, как в наши дни нельзя путать реальные доходы множества людей и те суммы, за которые они расписываются в ведомостях зарплаты).

Проблемы эти, разумеется, отчасти перекрывают друг друга, но лишь отчасти, поскольку далеко не идентичны. Как мы знаем, крестьянин мог мало обращать внимания на свое хозяйство, но при этом неплохо зарабатывать.

Сказанное настолько очевидно и даже банально, что, казалось бы, нет смысла говорить о нем специально.

Однако я вынужден это делать — из-за огромного влияния натурально-хозяйственной парадигмы на осмысление эпохи.

Положение крестьянского хозяйства определялось доходами крестьян от ведения собственного хозяйства, т. е. количеством сельскохозяйственных продуктов, получаемых со своего надела. И нет ничего удивительного в том, что множество крестьян отнюдь не преуспело в том модусе жизни, который сложился в русской деревне к началу XX в. и о котором нам кое-что известно.

Народное благосостояние складывалось из всей суммы доходов населения, и применительно к крестьянству он равен сумме доходов от надела и вненадельных заработков, полностью учесть которые невозможно.

И как же судить об этой величине? Подушевые сборы хлебов здесь не помогут.

А вот как.

Динамика уровня благосостояния населения отражается в интегрированных показателях, характеризующих развитие сельскохозяйственного и промышленного производства, в статистике перевозок народнохозяйственных и потребительских грузов, статистике внешней торговли, статистике акцизных поступлений, статистике движения вкладов в сберегательных кассах, динамике роста зарплаты рабочих, статистике развития кооперации и т. д. Разумеется, огромное значение имеют здесь и нарративные источники.

И — взятые в комплексе — они неоспоримо говорят о позитивной динамике потребления населения Российской империи, что вполне естественно. Здесь крайне важно подчеркнуть, что старый тезис о том, что модернизация проводилась за счет крестьян, современной историографией отвергается³⁵⁷.

В конце концов пора понять, что экономическая модернизация, индустриализация проходили не в вакууме, что население страны получало деньги за то, что участвовало в строительстве железных дорог, предприятий, в городском строительстве и т. д., за работу на транспорте (железнодорожном, речном и морском) и в сфере услуг, за производство товаров, как сельскохозяйственных, так и промышленных, и что одновременно оно покупало эти товары!