Так вот. Доказавшие и ежедневно доказывающие свои «силу» и «качество» российские крестьяне больше не нуждались ни в одобрении, ни в порицании этой публики. Как и тех образованных людей, которые видели в народе сборище лодырей и пьяниц. Крестьяне уже
строили Новую Россию. Другую. Где упорная работа и преодоление трудностей вызывают уважение окружающих и дают людям авторитет.Да, это не относится ко всем без изъятия 100 миллионам крестьян страны, но к очень многим относится. Ведь реформа только началась, но уже смогла раскрыть в российском народе качества, о которых тот сам, возможно, не всегда знал за собой. Потому что реформа банально раздвигала горизонты и была нацелена на движение людей вверх — в отличие от общины.
Понятно, насколько масштабно перечисленное само по себе. И все же вновь подчеркну — за этим стояло нечто большее, а именно: введение 100 миллионов крестьян в общегражданское правовое поле, что означало конец антикапиталистической Утопии и начало превращения Российской империи в правовое государство, ибо разрывало извечный российский патернализм.
При этом в реальной жизни роль власти намного усилилась, поскольку реформа сразу же заметно расширила сферу компетенции госаппарата и потребовала от него совершенно иного уровня активности и профессионализма. Мы видели, какую роль играла финансовая и организационная поддержка преобразований правительством.
Но это был другая схема отношений между государством и подданными — между пасомыми и ведомыми (ведомыми до поры!) есть принципиальная разница.
По сути реформа начала — и это нужно выделить особо —
Это оказалось возможным потому, что Столыпин использовал огромную силу легитимной самодержавной власти в сугубо креативных целях, подкрепив ее мощью и авторитетом проводимые преобразования.
Реформа показала не только масштабы созидательного потенциала власти, недостаточно востребованного до тех пор, но и значительно возросший класс правительственной деятельности.
В частности, мы помним, что когда, вопреки ожиданиям, на первый план выдвинулось землеустройство, что привело к значительным изменениям в структуре преобразований, ГУЗиЗ успешно справилось с этим, в невиданно короткий срок обучив тысячи землемеров.
На момент начала Первой мировой войны в землеустроительных комиссиях работали порядка 11–12 тыс. сотрудников. Численность правительственного агрономического персонала составила в 1913 г. 9935 человек (в 1909 г. их было 2810) и 3200 земских агрономов, свыше 800 гидротехников, а всего порядка 24 тыс. человек. Одновременно в 1913 г. в сельскохозяйственных учебных заведениях — высших, средних и низших — обучались свыше 21 тысячи будущих специалистов сельского хозяйства.
Таким образом, в реализации реформы прямо и косвенно участвовали, не считая кооператоров, не менее 45 тыс. человек, что сопоставимо с численностью офицерского корпуса Российской империи в 1914 г. (48 тыс. офицеров, врачей и чиновников). И это было лишь начало.
Такие результаты в любом случае можно назвать выдающимися, особенно с учетом того, что в 1906–1908 гг. все начиналось буквально с нуля, с 200 землемеров и неукомплектованных за недостатком кадров землеустроительных комиссий.
За годы реформы внутри образованного класса сформировался слой людей, специальностью которых стало мирное переустройство российской деревни.
Реформа начала воплощать любимую мечту Б. Н. Чичерина о союзе власти с лучшими силами общества.
К таковым я отношу, разумеется, не критиков реформы всех мастей, для которых она стала моментом истины, продемонстрировавшим воистину крепостнический уровень их социального расизма.
Скверно приходилось социалистам — ведь успех преобразований просто лишал жизнь многих из них смысла, убирая важнейшую причину революции; это отлично понимал, в частности, В. И. Ленин.
Стоит только вдуматься в насквозь фальшивую и лицемерную ситуацию, когда правительство — извечный «противник вольности» — подвергалось жестокой травле за то, что предоставило крестьянам полноту гражданских прав, в том числе право собственности на землю.
Критики преобразований не видели противоречия в том, что они, «народные избранники», и среди них члены «партии народной свободы», заседая в вожделенном российском парламенте, Думе, голосуют против предоставления каждым четверым из пяти своих сограждан элементарного права по своей воле распоряжаться собственной жизнью, против их права быть владельцами земли, которую они обрабатывают.
И не важно, чем прикрывались оппоненты Столыпина: «народолюбием» во всех возможных вариантах (охранительном, лево- и правосоциалистическом), заботой о духовных скрепах нации или иной словесной эквилибристикой: что бы они ни говорили, какие бы аргументы ни приводили — в основе их критики лежала апология рабства и социальный расизм.