Теорема Столыпина

Я уже писал о том, что знаменитая своим цинизмом мысль Ленина — нравственно то, что служит интересам пролетариата, — до 1917 г. не просто витала в воздухе. Для русской интеллигенции, вне зависимости от партийной маркировки, подобный подход был сам собой разумеющимся и неотъемлемым элементом осмысления окружающего мира, что, конечно, не было случайным. Ведь социалистов не десантировали с «летающих тарелок»: «В этом своеобразном отношении к философии сказалась, конечно, вся наша малокультурности, примитивная недифференцированность, слабое сознание безусловной ценности истины и ошибка морального суждения»⁴⁴⁶.

Заканчивая в 1918 г. цитированный выше очерк «Социально-этические корни в русской постановке аграрного вопроса», Н. П. Макаров утверждает, что «психология здорового крестьянства» является «безусловной этической ценностью», которой «можно социально (! — М. Д.) любоваться, а русской интеллигенции от него можно оздоровлять свою психологию. А русской интеллигенции действительно придется лечиться духовно, если только она хочет активно участвовать в творчестве жизни. Ибо если еще и до сих пор возможна такая гимназическая постановка вопроса, как постановка сравнительно недавно сделанная Гиммером-Сухановым в споре с Огановским: „Кто нужнее: социалист или агроном?“, то нет сомнения, что мы больны и тяжело больны»⁴⁴⁷.

Спорить с Макаровым невозможно — история подтвердила его правоту.

Я считаю, что глобально больным значительная часть общества вышла из крепостного права.

В. О. Ключевский не зря писал о том, что это общество вступило в новую жизнь после 1861 г. с «запасом привычек», который он обтекаемо именует «недобрыми». И среди них важное место занимало отсутствие четких нравственных ориентиров и критериев[212].

И в этом не было ничего удивительного. Барская людская, где бы она ни находилась — в захудалом ли именьице потомков Петруши Гринева, в роскошном ли Смелянском имении графов Бобринских (правнуков Екатерины II и Григория Орлова), в Зимнем ли дворце, — скверная школа нравственности.

К счастью, реформа продемонстрировала, что российская «партия здравого смысла» оказалась куда многочисленнее, чем могло показаться в угаре 1905–1906 гг.

После 1906 г. для людей неравнодушных открылись абсолютно новые, почти неизвестные русской истории возможности участвовать в жизни страны, и правительству нашлось, с кем работать.

Сотрудничество с общественностью стало одним из приоритетов ГУЗиЗ. С самого начала реформа была принципиально нацелена на преодоление извечной оппозиции «Мы — Они», возникшей в русском обществе в эпоху Николая I и резко усилившейся в начале XX века, то есть на масштабное сотрудничество с общественностью, с местными силами — везде, где это было необходимо и возможно. Так постепенно начала складываться новая модель взаимоотношений правительства и общества.

Проявилось это многообразно — в создании десятков (в сумме — сотен) совещаний по землеустройству, агрономии, сельскому хозяйству, мелиорации, комитетов, организации множества выставок — очень важного в то время сегмента коммуникации. А организация десятков тысяч самых разных кооперативов?

Множество различных источников убедительно показывает, что новая схема отношений власти и общества оказалась не «бессмысленным мечтанием», не благим пожеланием, а реальностью российской жизни.

ГУЗиЗ смогло привлечь к участию в реформе тысячи представителей образованного класса самых разных политических взглядов, сделав их своими союзниками (вольными или невольными, постоянными или временными — в данном случае неважно!).

Правительство сумело найти общий знаменатель совместной деятельности — осознанная образованными людьми возможность эффективной самореализации, пробудившаяся у них заинтересованность в настоящем Деле, в том, чтобы помочь стране сдвинуть деревню «с мертвой точки векового застоя, голодовок и темноты народной», используя свои профессиональные навыки и человеческие качества.

Они поняли, вспоминая А. В. Тыркову-Вильямс, что Россию двинут вперед не «отвлеченные теории» не «политическая алгебра», а «немудрая арифметика», позволяющая крестьянам выйти за рамки обыденности, — агрономическое и хозяйственное просвещение, кооперация.

Тысячи образованных людей, работавших в самых разных сферах реформы, начали реализовывать новые сценарии своей жизни, в основе которых лежала повседневная созидательная работа, приобщавшая миллионы крестьян, а значит, и Россию, к новой жизни.

И мы знаем, что их усилия не пропадали даром и что крестьянство оказалось во многом «благодарной аудиторией».

Успех преобразований в огромной степени был связан с новой генерацией российских крестьян, родившихся после 1861 г., для которых мифологическое сознание было преодоленным или преодолеваемым этапом развития личности. Они ощущали себя полноценными людьми в прямом смысле слова, не желали мириться с гнетом общины, жаждали самостоятельности и ответственно ее проявляли.