Теорема Столыпина

Тем не менее, снова повторю, что я разделяю реалистичный подход самого ГУЗиЗ к оценке своей деятельности за 1909–1913 гг.: «Настоящий краткий отчет за пятилетие представляет собой первую попытку оглянуться на пройденный за эти годы путь, дать общий очерк деятельности ведомства в связи с его программою, свести воедино главнейшие цифровые итоги в той широкой перспективе, в которой утрачивают всякое значение и второстепенные ошибки и недочеты, — несомненные и многочисленные — и второстепенные успехи, и резко выступают лишь главные линии, общий смысл совершающейся работы.

Конечно, в такой перспективе яснее обнажается вся недостаточность этой работы по сравнению с тем, что надо еще сделать, что требуется насущными интересами сельской жизни, но для правильной оценки сделанного и для отчетливого сознания предстоящих задач, подведение время от времени таких итогов необходимо»⁴⁴².

Таким образом, ведомство совершенно не обольщалось достигнутым и не страдало обычной для отечественной бюрократии во все времена «исторической болезнью» — головокружением от промежуточных успехов

И эта сдержанность в оценке всех перечисленных выше бесспорных успехов и достижений — уже и тогда уникальных для человечества, — квалификация их лишь как итогов «подготовительного периода» была одним из залогов того, что, несмотря на то, что аграрный коммунизм еще оставался реальностью для миллионов крестьян, Россия успешно пройдет тот долгий путь, на который она вступила в 1906 г.

Если надеяться на будущее как естественный вывод из прошлого, то у преобразования России, известного как Столыпинская аграрная реформа, несомненно, было большое будущее.

Преобразования прямо, хотя и не в равной мере, затрагивали все пять сфер, в которых идут модернизационные процессы, — политическую, социальную, культурную, экономическую и психологическую. Благодаря реформе антирыночная и антимодернизационная ментальность большой части населения страны стала размываться.

И здесь необходимо привести еще одно очень важное соображение в пользу того, что Петр Аркадьевич Столыпин доказал свою Теорему.

Выше приводились слова И. М. Страховского, убежденного, что стоит только обществу отказаться от привычных взглядов на крестьянина, как «мы, наконец, увидим» в нем «не загадочное существо особой породы, а просто человека со всем присущим ему разнообразием общечеловеческих запросов и потребностей.

Мы откроем в нем тогда богатый запас дремлющих сил не того мистического характера, который грезился народникам, а сил реальных и жизненных, которыми, несмотря на все неблагоприятные условия, создана и расширена русская земля от моря до моря».

Переступить через застарелые догматы смогло не все общество, но это оказалось неважным.

Жизнь подтвердила правоту Ивана Михайловича.

Народ России оказался достоин обретенной свободы, в том числе и потому, что он начал повышать свою личную годность. Да, это не самый комфортный термин, однако чрезвычайно емкий и важный.

Вспомним мысли П. Б. Струве: «Большая производительность всегда опирается на более высокую личную годность. А личная годность есть совокупность определенных духовных свойств: выдержки, самообладания, добросовестности, расчетливости.

Прогрессирующее общество может быть построено только на идее личной годности, как основе и мериле всех общественных отношений.

Идею годности англичане выражают словом: efficiency (эффективность), немцы — словом Tüchtigkeit (дельность). Француз просто скажет: force и будет прав. Ибо годность — сила.

…Если идея личной годности есть идея „буржуазная“, то я утверждаю, что всякий хороший европейский рабочий — органический „буржуа“»⁴⁴³.

В отличие от носителей идеи личной безответственности, люди, исповедующие идею личной годности, выдвигая какие-либо требования, готовы оправдать их своим личным поведением.

И эта книга демонстрирует, что крестьяне России, жаждавшие свободы приложения своих усилий и права самим определять собственную судьбу, своим трудом и поведением оправдали и доказали справедливость и обоснованность этих стремлений.

Вспомним и то, в чем Струве видит общий знаменатель враждебных друг другу «безрелигиозного механического рационализма» русской интеллигенции и «религиозного народничества», «для которого идеал человека — „Иванушка-дурачок“» — они оба «не уважают и не любят в человеке „силы“ и не различают в людях „качества“, т. е. именно того, в чем суть идеи личной годности»⁴⁴⁴. Тут нельзя не вспомнить, что один из столпов «народолюбия», упоминавшийся выше Каблуков, прямо писал, что личная «предприимчивость» крестьян вредна и опасна⁴⁴⁵.