Теория бесконечных обезьян

– А впрочем, вам лучше знать. – Снова как с пациентом, строгий официальный вид. – Лучше знать, хорошо это или плохо. Сейчас, думаю, вам пора идти в палату и собираться. До свиданья. И… книгу почитайте. Там много про него. И про вас. Красивая любовь, надо сказать, хотя я не очень люблю романтические линии.

– Спасибо.

Поступь нетвердая, как у пьяной, перед глазами все время молодое это лицо с обложки. Ванилла, Ванилла. Калиостро… Ведьма-спрут. Нет, не ведьма. Граф. Как тот обманщик из советского фильма. Такая же обманщица, торгующая эликсиром жизни в бумаге, просто обманщица, вокруг которой делают хайп, чтобы лучше продавались книжки и фанатело больше народу. Те же дешевые маркетинговые ходы, что и с играми. Никакой разницы. Или…

– Стрельцова!

Или…

Тьма-тьмища ненавидит ее. Тьма-тьмища может ненавидеть только тех, кто сильнее.

– Стрельцова! – одергивают опять. – Чего это вас шатает?

У дверей палаты – Валентина, дежурная. Хмурая и помятая, но неизменно бдительная. Ей бы винтовку за плечи и сторожить сокровища или хотя бы тюрьму.

– Стрельцова, где вы ходили? – надвигается, шумно ступая.

– На приеме была. У вас новый врач, милая девушка, дала мне книгу почитать…

Брови густые – к переносице. Что не нравится, современная литература или позднее время? Действительно, когда успело так стемнеть? Густой вечер, мрачный… Не хмарь уже, а тьмища, как в сумке и в глазах у НО.

– Ладно… идите, вас завтра выписывают. Отдыхайте. И спать ложитесь пораньше.

Идет. Запирается в палате. А из-за двери – бормотание:

– И куда ее выписывать?.. Нет у нас никакой новой докторши.

Да плевать. Плевать, потому что есть идея. Плевать, потому что есть план.

Новая доктор – есть или нет – отпустит. Новая доктор – есть или нет – хорошая. Новая доктор – есть или нет – похожа на тех, кто хотя бы не врет пациентам и тем, кого за них выдают. И книга в руках – настоящая. Настоящая, а на обложке…

«Алиса, я буду верить. Все равно буду верить, что когда-нибудь мы снова встретимся на островах Четырех Мастей. И я буду живым. Или ты – не будешь».

Завтра выписка. Как бы то ни было, завтра – выписка. Она обещала заехать к маме. И скучает по Диане. А еще руководству надо бы показаться, да и с Глебом помириться: он гнида, но хороший пиарщик, куда от него денешься? Сам сидел не то на коксе, не то на спидах, пока не научился справляться без них; сам лечился. Значит, поймет, простит.

Нет. Нет, сначала…

Сначала к ведьме, графу Калиостро, к писательнице с рваной стрижкой. Сначала – план. Сначала – Даймонд. И может, не придется больше никак, никогда, ни с кем…

Пропади они все. Пропади пропадом. Совет, и Глеб, и Диана, и мама даже, мама, а впрочем, маме не надо пропадать, мама бы поняла, простила, отпустила…

Вдох. Выдох.

Телефон вернули. В телефоне есть интернет. Найти адрес, написав кому-нибудь из ее активных фанатов с вопросом, куда можно послать открытку, будет несложно.

Эпилог

Я лежу – мертвая на бензиновой радуге асфальта.

Вокруг меня натекает кровь, она похожа на какой-то скафандр. Я как обезьянка, которую запустили в бескрайний космос, но что-то пошло не так, и вот меня бросило вниз и переломало. Ветер пахнет железом. Из-за крови и из-за металлических взглядов молодого следователя и его помощника, внимательно меня рассматривающих. Какие же у них глаза. Как мне нравится. Как из советского кино, где милицию и полицию еще не старались выставить скотами.

– Вы ей кто?

Привет, Паш. Что ты так смотришь? Что? На меня, на них?..

Паш, они не виноваты, что меня убили. И я тоже не виновата. Ведь правда?..

Паш, эта девочка… Она просто позвонила в дверь. А я просто открыла, я подумала: это соседка. Может быть, тот молодой отец-одиночка наконец нашел себе девушку, и она пришла попросить сахара или соли? Она была такая симпатичная, темноглазая, высокая. Я ей сказала: «Здравствуйте, чем могу помочь?» А она мне ответила: «Я твой персонаж».

И теперь я лежу. Размазанный по асфальту шимпанзе, который все-таки успел побывать в космосе. Мне кажется, именно там я находила сюжеты – или они меня.

– Вы ей кем приходитесь?

Следователь так кашляет… наверное, много курит. Часто слышу, будто курящие полицейские – клише. Может быть. Тогда то, что работают они в аду, где много нервничают, – тоже клише. Жизнь вообще полна клише. Я вот тоже много курю… курила?

Паш, что ты молчишь? Я же не могу говорить. Скажи за меня, что ты меня любишь, а я тебя люблю. А я пока посмотрю в небо. Нет, лучше на свой дом. Серая моя коробочка, в которой все никак не сделают капремонт. Занавески у меня там дурацкие. Я за них цеплялась, когда эта девочка на меня бросилась. А они и так все грязные, давно было пора постирать. А еще, Паш, я тебе печенье купила. Утром в магазин бегала. И книгу дописала. Представляешь, дописала! Мой мальчик теперь под солнцем Тосканы со всей своей мертвой любовью. А волки замолчали до следующей войны.

– Гражданин!