Теория Фокса

— Ли рассказал тебе, что общество — это родитель, приглядывающий за детьми, так?

— Ты… Ты слышал наш разговор?!

— Ну, конечно, — он усмехнулся. — За кого ты нас держишь? Так вот, он сказал тебе, что общество даёт компас, направляющий через океан бессмысленности, так?

Он рассмеялся, скрестив руки на груди.

— Что за старый слепой дурак, право! Что же время делает с людьми, Джим? Не поверишь, но он ведь был архитектором Китая. Вся наша система — это ведь его детище!

— Кто?!

— Ли. Он был одним из основателей. Нет, ну, конечно, Дэн Сяопин был лидером, вроде директора. Лицом операции. Но мозгом-то всегда был Ли. Хотя теперь он бесполезен. Погряз в древних теориях, отказывается посмотреть на вещи по-новому. Всё — устарел, вышел в утиль. Пшик… Единственный теперь от него толк — это наживка.

— Наживка?

— Ну да. Чтобы ловить шпионов и исследователей… Таких, как ты.

— Так вот почему, — Джим зашёлся в кашле, — вы сделали его столь доступным! Поэтому вы выставили его сестру — чтобы его можно было найти. Все эти газетные статьи…

— Ну, конечно! Время от времени вдруг появляются искатели Спящих Драконов. И мы даём им то, что они ищут… Старого, высохшего Спящего Дракона на крючке.

— Спящих Драконов?

— Ты называешь их Планками. Тех, у кого есть понимание.

— Аааа… — Джима охватило чувство полного, абсолютного, бескрайнего бессилия.

— Но довольно о нём. Он — не более чем параграф в книге истории, которая никогда не будет опубликована. Лучше скажи мне, думаешь ли ты по-прежнему, что общество — враг человека? Или же Ли тебя всё-таки переубедил?

— Какое… это имеет значение?

— Какое вообще что-либо имеет значение, Джим? Ну так что, враг ли группа индивидуумам? Враг ли — общество?

Джим обхватил голову руками, чтобы не слышать его.

— Ведь Ли же объяснил тебе, что общество — это родитель, заботящийся о своём детище? Апельсин, луковица, так? — продолжал короткий. — Но ты же не простак, ты не поверил. И всё потому, что этот родитель обманывает и манипулирует, так?

Он замолчал и вдруг взорвался:

— Джим, ты даже не представляешь!.. И не подозреваешь, насколько ты прав! Ты настолько прав, что абсолютно ошибаешься. Представь, ты потерялся и спрашиваешь дорогу, и тебе говорят, что Пекин в десяти километрах слева. А ты думаешь, что Пекин в десяти километрах справа. И, оказывается, что ты прав — он действительно справа. Но только не в десяти, а в десяти тысячах километров. Так что ты прав, но ты прав настолько, что ошибаешься… В прошлом общество действительно было лишь дружелюбным, безобидным обманщиком. Как ты и думал. Но будущее, Джим! О, будущее!.. Оно совсем другое. Новое общество — более не безвредный притворщик, нет… Впрочем, ты скоро сам увидишь. И поймёшь… что в нём нет места таким, как ты. У тебя нет будущего, Джим!

— Каким таким? — выдохнул Джим.

— Бунтарям. Повстанцам. В обществе будущего вы все обречены. Ты не поверишь, когда я тебе скажу, Джим. Не поверишь! Я сам ещё никак не могу поверить, — его голос гудел.

Приступ кашля выкрутил Джима наизнанку. Некоторое время короткий наблюдал за ним, затем спрыгнул со стула, зашёл за стол и нажал какую-то кнопку. С металлическим лязгом дверь распахнулась, и Джим вцепился в угол кровати. Охранник вошёл и вытянулся по струнке.

— Принеси его одежду и лекарство, — бросил короткий назад, не оборачиваясь.

Спустя минуту он кинул куртку и ботинки на кровать.

— Надень. И не делай из себя мученика, не надо себя жалеть. И вообще, зачем ты злишься на меня? Ведь не мы похитили твою дочь, в конце концов, так? Давай, надевай…

Джим натягивал куртку, когда он пододвинул к нему стакан.

— Вот, выпей. Это поможет.

Тёплый напиток пах травами. Джим отхлебнул.

— Джим, ты ненавидишь группы, так? Хронический группоненавистник, вот кто ты. Но пытался ли ты понять, что именно ты ненавидишь? Ведь как можно ненавидеть то, чего не понимаешь?

Джим отставил стакан в сторону.

— Что такое группы, Джим? Откуда они появились? В чём их суть? — Он рычал всё быстрее, как будто боялся опоздать. — Что было в начале? Откуда мы? Кто мы, Джим? Что с нами случилось? Мы ведь были простыми охотниками и собирателями. Маленькие группки, племена по двадцать, тридцать, максимум пятьдесят человек. Очень редко, когда больше чем пятьдесят. И знаешь почему? Еды было мало. Недостаточно, чтобы прокормить много людей. Вот так мы и жили, жалкими кучками, миллионы лет. Но вдруг мы изобрели земледелие. Тысяч десять лет назад. Один и тот же клочок земли теперь мог прокормить намного больше людей. Нас стало больше, и группы стали больше. Это уже были не робкие группки по пятьдесят человек, нет. Сотни и даже тысячи человек.

Короткий слез со стула и приложил тыльную сторону ладони ко лбу Джима.

— Но там была проблема. Первые более-менее человекоподобные приматы возникли когда? Около двух миллионов лет назад, так? Почти два миллиона лет мы развивались в условиях маленьких групп по пятьдесят человек и меньше. Два миллиона лет, Джим! И лишь только десять тысяч лет назад мы стали жить в больших группах.

— Какое всё это… имеет значение? — прошептал Джим, зажавшись в угол.