Теория Фокса

— Скажи, ты же не идиот?

Короткий чуть наклонился вперёд, всматриваясь в его лицо.

— Сколько можно, Джим? Сколько можно плыть против течения природы? Сначала ты погубил Нельсона, затем убил Марию. Зачем?

— Что?! Что ты сказал?.. Я убил Марию?!

— А кто? Хочешь сказать, японцы? Они лишь хотели купить у тебя идею. Ты из-за своего ребячества отказался. Если бы ты просто согласился достать им идею, Мария была бы жива. Они даже не стали бы её похищать! Нельзя так пренебрежительно к людям относиться, особенно когда это якудза… И вообще, Джим, а чего ты ждал, когда отказал им? Что они развернутся и уйдут?

Джим смотрел на него, стиснув зубы.

— Так что это ты убил её. Точно так же, как и Нельсона. Ты бросил их обоих под колёса своего бессмысленного бунтарства. «Я не имею дел с государствами!» — передразнил короткий. — Повзрослей, Джим! Ты, именно ты уничтожил, растоптал их. Японцы тут даже ни при чём.

Джим вдруг побледнел, его лицо вытянулось, затем он резко развернулся и уставился в бетонную стену перед собой.

— Ну, вот… Теперь ты видишь, да? — проговорил короткий.

Вдруг раздался сдавленный стон, Джим прижал руки к лицу, затем вскочил, уткнулся головой в стену и медленно сполз на пол.

— А главное — ради чего? — продолжал короткий. — Ты считаешь себя бунтарём. А ведь всё, что ты делаешь, — это просто идёшь против системы, как ребёнок назло родителям. Система идёт налево, ты — направо. И наоборот. У тебя нет собственной воли, ты лишь копируешь систему, только наоборот. Ты — её зеркало. Противовес. Ты — хвост. Туловище — направо, хвост — налево… Можно ли хвост считать бунтарём?

Короткий с интересом наблюдал за агонией Джима. Тот беззвучно рыдал, упав на колени, сжавшись на полу. Его скрюченные пальцы судорожно пытались схватиться хоть за что-нибудь, но лишь скользили по бетону.

— Знаешь, кто такой настоящий бунтарь? Это не дитя, что идёт против системы, само не зная зачем. Бунтарь — это тот, кто независим от неё. Думать и действовать не вопреки чему-то, а самому по себе — вот настоящее бунтарство…

Короткий наклонился к Джиму.

— Посмотри, чего ты добился? Все они погибли из-за твоего ребячества. Ты убиваешь дорогих тебе людей одного за другим. И сейчас ты готовишься убить последнего из них.

— Кого?! — прохрипел Джим.

— Себя. Ты идёшь против системы, против самой природы. Против суперколонии. И она вот-вот уничтожит тебя.

Он подошёл к Джиму и встряхнул его за плечо.

— Ты слышишь меня?

Джим поднял воспалённые, блуждающие глаза, он не мог ни на чём сфокусировать взгляд.

— Ты меня слышишь? — снова спросил короткий. — Мы даём тебе шанс. Последний выбор. Только делай его осторожно, Джим. У тебя не осталось времени на ещё одну ошибку, поверь мне.

— Кто это, мы?

— Группа людей, управляющая этой системой.

— Государство…

— Суперколония самодостаточна — она живёт сама по себе. Но время от времени её нужно направлять в правильное русло. И мы её направляем.

Джим сидел на полу, обхватив голову руками.

— Присоединяйся, Джим. Хватит идти против своей собственной природы. Поверь, чувство принадлежности — ради этого стоит жить. Знать, что ты не один. Ведь Джим…

Короткий замолчал на мгновение.

— Ведь нельзя же вечно носить в себе эти детдомовские страхи.

— Что?!

— Сколько можно бояться, что тебя снова бросят?

— О чём ты?! — вскричал Джим.

— Ты ведь даже не псевдобунтарь, Джим. Ты просто испуганный ребёнок в страхе снова быть брошенным… Ты помнишь своих родителей?

Глаза Джима расширились.

— Вижу, что помнишь… Значит, помнишь и то, как тебя оставили одного, как тебя бросили. Помнишь, как это больно… И какой самый надёжный способ не быть брошенным снова? Правильно — бросить первому… Держаться от других подальше. Быть одиночкой. Быть Джималоуном. Так сколько можно, Джим? Повзрослей!

Джим долго лежал на полу, затем прошептал:

— Зачем я вам?

— Драконов мало. Ими не разбрасываются.

Короткий умолк, изучая Джима.

— И от тебя потребуется-то всего ничего… Изменить нужно будет лишь самую малость.

— Да… Себя.

В тишине было слышно, как на руке короткого тикают часы.

— Но зато ты больше не будешь один… И главное — ты будешь жить. Решай, Джим!

Всё внутри у Джима сжалось, скрутилось в узел.

— Да или нет? Это же так просто! Как жить или умереть. Решай же сейчас! Да или нет?!

Джим чувствовал, как рассудок покидает его. И вдруг всё исчезло. Лишь струился мягкий свет. Он падал откуда-то сверху, сквозь витражи, выхватывая из воздуха парящие пылинки. Вдали, прямо в столбе света сидела девочка, шляпка с синей лентой скрывала её лицо. И вдруг она обернулась.

— Мария!

Она смотрела, улыбаясь, положив подбородок на спинку скамейки. На щеке у неё проступала ямочка.

— Дитя моё, прости! — вырвалось у Джима.

— Ну?! — окрик вернул его в ледяной мрак камеры. — Так да или нет?

— Ты прав. Я бросил их всех. Всех до единого…

Джим закрыл глаза.

— Но я не брошу их снова.

Повисло молчание.