Теория гегемонии

Локальный гегемон (будущий контргегемон), который избирает путь противостояния мировому гегемону, должен решить для себя вопрос уровня компромиссов, на которые может пойти. Это нелёгкий путь эквилибристики по канатной дорожке. Здесь не возникает вопрос соотношения принуждения и доверия гегемонии, решается волевой выбор. И часто на этом этапе контргегемон теряет свой потенциал. «Большинство людей достаточно разумны, чтобы подчиниться сильному, надавить на слабого, устроиться по удобнее… Они умны и начитаны, они постоянно идут на компромиссы – с окружающим миром, с собственной совестью, с законом и другими людьми. Созданы очень интересные научные теории компромиссов, живя по которым, ты в бесконечной войне жизни будешь выигрывать одно сражение за другим. Это так правильно, так удобно. Но после каждой такой победы ты оставляешь в очередной сделке частичку себя, своей души – по чуть-чуть, по капельке, пока в конце не осознаешь, что, выигрывая сражения, войну ты проиграл. Это, конечно, если в тебе останется хоть что-то от того честно и наивного юноши, который только начинает сражение за свои идеалы. А чаще всего не остаётся ничего, и человек умирает в полной уверенности, что жизнь удалась».

И остаётся констатировать, что в людях, достигших высокого положения, но равнодушно смотрящих на страдания других, способных перешагнуть через все человеческое – зверь победил, заставляя служить собственным желаниям. Вот и гадай потом, усыплять таких или изолировать от общества. А что наши учителя жизни? Что мы могли бы сказать великим европейским просветителям? Что скажут все те политики, которые одобряют геноцид своего народа? Что скажут последователи «великих учёных», которые осуществляют в жизнь все их идеи? «Живущие ради удовлетворения своих амбиций любой ценой, забыв о сострадании и милосердии, и применяющие знания и силу бездумно, ради платы, как бы велика она не была, не меньшие, а то и большие преступники, чем те, кто используют ваши изобретения. Вы мните себя суперлюдьми, не замечая, что вы – уже не люди. Вы нелюди. В вас жажда знаний выжгла душу не менее сильно, чем в других жажда власти и наживы».

Те, кто скрытно поддерживает таких людей, не смогут всегда оставаться в тени. Любой традиционалист себе и другим прямо сейчас должен сказать твёрдое «Нет!». И только тогда можно помыслить контргегемонию.

Постмодерн вырастил человека-амебу. Конечно, это не совсем то, что представлял себе либерал-Локк. И совершенно не то, что мыслил Ницше. Но какую матрицу заложишь, такой продукт и получается. Даже не осознавая, можно вылепить из праха совершенство, а из золота – зверя. Вопрос в том, кто «лепит», какие смыслы вкладывает, какое «ядро» представляет идеалом.

Становление контргегемонии

Когда Джон Локк в буржуазно-феодальной Англии смотрел в окно своего дома на мир людей, он удивлялся словам Томаса Гоббса о том, что человек плох. Вот люди идут на рынок, чтобы продать или купить произведённые товары – и продавец и покупатель довольны. Казалось бы, торговля, преследуя свои интересы, только создаёт благо людям. Отсюда впервые появился миф о «среднем классе», который обеспечит процветание нации после появления мелких буржуа, а государство после всеобщего просвещения отпадёт за ненадобностью, ведь все умные торговые люди заключат договорённости внутри гражданского общества, которому не понадобится «Левиафан». Но Маркс, руководствуясь диалектикой Гегеля, опроверг это тем тезисом, что существуют непреодолимые противоречия внутри общества, которые исходят из корыстного использования отчуждённого труда пролетариата, в ходе которого показывается на свет угнетаемый характер таких взаимоотношений. Несправедливая эксплуатация человека человеком осуждается с моральной точки зрения, а в либерализме она оправдывается рисками потери прибыли, который несёт буржуа в ходе рыночных операций.

Что для Локка было страшно? Потеря стабильности торговли, то, что последователями Адама Смитта было описано как кризис перепроизводства, в ходе которого владельцы собственности моментально банкротятся. И действительно, «Великая американская депрессия» показало всю несостоятельность такого механизма. Причём это свойство рыночной экономики не «одноразовое», кризисы повторятся с интервалом в 10–20 лет. Кризис 2008 года навеял ужас всем крупнейшим магнатам. Причём Россия в силу своей сырьевой экономики тогда потеряла раза в два больше сбережений, чем те же Соединённые Штаты. Сегодня мы приближаемся к новому масштабному экономическому кризису, который придётся вероятно к концу 2020 года, а финальный аккорд прозвучит в 2022-м.