Теория литературы

7. ГОВОРЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК. ДИАЛОГ И МОНОЛОГ2

Претворяя слово в предмет изображения, литература постигает человека как носителя речи (см. с. 99-100). Персонажи неизменно проявляют себя в словах, произнесенных вслух или про себя.

На ранних этапах словесного искусства (включая средневековье) (194) формы речи персонажей были предопределены требованиями жанра. "Речь действующего лица, -пишет Д.С. Лихачев о древнерусской литературе, - это речь автора за него. Автор своего рода кукловод. Кукла лишена собственной жизни и собственного голоса. За нее говорит автор своим голосом, своим языком и привычным стилем. Автор как бы переизлагает то, что сказало или могло бы сказать действующее лицо ...> Этим достигается своеобразный эффект немоты действующих лиц, несмотря на их внешнюю многоречивность"3.

От эпохи к эпохе персонажи стали все в большей мере получать речевую характеристику: высказываться в присущей им манере. Это или нескончаемый поток речи (вспомним героев Ф.М. Достоевского с их "говорливостью сердца", каков Макар Девушкин, либо изворотливостью ума, каков Петр Верховенский), или, напротив, отдельные короткие реплики, а то и полное молчание, порой весьма значимое: молчит Татьяна, выслушивая отповедь Онегина, молчит и Онегин во время ее монолога, завершающего пушкинский роман; молчанием отвечает Пленник на исповедь Великого Инквизитора в "Братьях Карамазовых". Речь изображаемых писателями лиц может быть упорядоченной, отвечающей неким нормам (Чацкий у А. С. Грибоедова "говорит, как пишет") либо сбивчивой, неумелой, хаотичной (косноязычный Башмачкин в "Шинели" Н.В. Гоголя, Аким во "Власти тьмы" Л.Н. Толстого с его повторяющимся "тае").

Способ, манера, характер "говорения" нередко выдвигаются в центр произведения и творчества писателя. По словам С. Г. Бочарова, "первейшая внутренняя проблема" прозы А.П. Платонова -это "самый процесс высказывания, выражения жизни в слове": "трудное выражение" сознания в речи составляет своего рода центр существования и облика платоновских героев - "людей косноязычных и немотных", рождающаяся мысль которых получает "темное, шероховатое, нечленораздельное выражение"1. Так, герой повести Платонова "Ямская слобода" (1927) Филат, обездоленный, проживший "тридцать лет дремучей жизни", одинокий, подавленный повседневным деревенским трудом, "никогда не имел надобности говорить с человеком, а только отвечал", хотя потребность высказаться в нем жила: "он сначала что-нибудь чувствовал, а потом его чувство забиралось в голову" и "так грубо встряхивало мысль, что она рождалась чудовищем и ее нельзя было гладко выговорить". И еще: "Когда шевелилась у Филата мысль, он слышал ее гул в своем сердце. Иногда (195) Филату казалось, что если бы он мог хорошо и гладко думать, как. Другие люди, то ему было бы легче одолеть сердечный гнет от неясного, тоскующего зова. Этот зов ...> превращался в явственный голос, говоривший малопонятные глухие слова. Но мозг не думал, а скрежетал". Вспомним и "Облако в штанах" В.В. Маяковского:

Улица корчится безъязыкая.

Ей нечем кричать и разговаривать.

Но в большинстве случаев изображаемые писателями лица так или иначе реализуют свою речевую способность. "Говорящий человек" проявляет себя в речи диалогической и монологической. Диалоги (от др. -гр. dialogos - разговор, беседа) и монологи (от др. -гр. monos - один и logos - слово, речь) составляют наиболее специфическое звено словесно-художественной образности2. Они являются своего рода связующим звеном между миром произведения и его речевой тканью. Рассматриваемые как акты поведения и как средоточие мысли, чувства, воли персонажа, они принадлежат предметному слою произведения; взятые же со стороны словесной ткани, составляют феномен художественной речи.

Диалоги и монологи обладают общим свойством. Это речевые образования, обнаруживающие и подчеркивающие свою субъективную принадлежность, свое "авторство" (индивидуальное и коллективное), так или иначе интонированные, запечатлевающие человеческий голос, что отличает их от документов, инструкций, научных формул и иного рода эмоционально нейтральных, безликих речевых единиц.