Теория литературы. Проблемы и результаты

Якобсоновская концепция поэтической функции продолжает двухвековую рефлексию об уникальности стиля, составляющего индивидуальную особенность высказывания в отличие от заимствуемого другими содержания (об этой мысли Бюффона см. ниже, § 24), и эстетику «искусства для искусства», утверждавшую в XIX веке самоцельность художественного произведения. Якобсон переформулировал эти идеи с помощью точных лингвистических понятий и ввел их в контекст динамической модели поэтического языка, которую выработал русский формализм. Его первое определение литературности – литературность текста есть доминирование в нем поэтической функции – является функциональным и потому слишком абстрактным. Развивая свою мысль далее, Якобсон дополняет его вторым, структурным определением, объясняя, что поэтическая функция осуществляется благодаря процессу, который он называет «проецированием принципа эквивалентности с оси селекции на ось комбинации»[49]. Осями селекции и комбинации Якобсон называет то же самое, что Соссюр – осями парадигмы и синтагмы. В каждый момент речи мы, с одной стороны, делаем выбор, селекцию между более или менее сходными элементами, образующими парадигму, а с другой стороны, помещаем, комбинируем выбранный элемент в ряду других, выбранных раньше. Элементы парадигмы объединяются отношением эквивалентности (например, одинаковые части речи, эквивалентные грамматически, синонимы, сходные по смыслу, или рифмующиеся слова, сходные по звучанию), а элементы оси комбинации, вообще говоря, не должны быть эквивалентными – иначе, следуя друг за другом, они бы не сообщали ничего нового. Поэтический эффект возникает при склеивании двух осей: ось селекции опрокидывается на ось комбинации, эквивалентные элементы размещаются в синтагме один за другим. Когда этот эффект начинает преобладать над прочими функциями высказывания, текст становится литературным.

Так постоянно происходит в поэзии: она оперирует различными повторами – звуковыми, синтаксическими, смысловыми (синонимы, парафразы). В информационном отношении это парадокс: повторы повышают избыточность сообщения, получается, что речь становится менее информативной; и именно так мы переживаем это в обычной, нехудожественной речи. Мы смущаемся, случайно сказав что-то «в рифму» в разговоре, – но воспринимаем это как норму в стихах. Мы прерываем повторяющегося оратора, но легко миримся со смысловыми повторами у поэта. Зачем же нужны такие повторы? Юрий Лотман, заново обдумывая якобсоновскую схему шести функций, видел в этом ритмизацию речи, переводящую ее из внешнего регистра во внутренний – в режим автокоммуникации, когда субъект адресует сообщение самому себе и, разумеется, заранее знает его внешнее референциальное содержание. Такой обращенный к себе текст (художественный, а также дневниковый и т. д.) «функционально используется не как сообщение, а как код, когда он не прибавляет каких-либо новых сведений к уже имеющимся, а трансформирует самоосмысление порождающей тексты личности и переводит уже имеющиеся сообщения в новую систему значений»[50]. Лотман-структуралист видит здесь метаязыковой процесс обогащения кода, перевода сообщений «в новую систему значений», тогда как Якобсон следовал чисто формалистическому воззрению на самоценное сообщение как уникальную форму, чьи смысловые функции стремятся к нулю: суть литературного творчества в том, чтобы сделать эту форму заметной, ощутимой.

Якобсон назвал эстетическую, «литературную» функцию высказывания поэтической. Действительно, его определение в значительной степени ориентировано именно на поэзию, стихотворную речь, которая как раз хуже всего поддается определению через вымысел – зато в ней есть очевидные факторы дополнительной организации: ритм, рифма, звукопись и т. д. Структурное определение через формальную упорядоченность текста лучше годится для поэзии, тогда как тематическое определение через вымысел – для повествовательной прозы. Конечно, художественная проза тоже обладает формальной упорядоченностью (стилистической, композиционной), а в поэзии есть нарративные жанры, где присутствует вымысел (эпопея, баллада); тем не менее можно говорить о доминировании того или другого признака в том или другом виде творчества. Эти признаки различены в известных стихах Пушкина и соотнесены с бурными душевными переживаниями:

Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь…

Поскольку «гармония» – это характерное свойство стихотворной речи, а «вымысел», вызывающий слезы, – для той эпохи прежде всего принадлежность сентиментального романа, то пушкинские строки читаются как метонимическая перифраза: «я буду наслаждаться поэзией и прозой».

§ 8. Гетерогенность понятия литературности