Теория литературы. Проблемы и результаты

Поскольку в современную эпоху литература составляется скорее из текстов, чем из дискурсов, скорее из произведений, чем из жанров, то возрастает роль критики в системе литературы. Теперь критика должна не просто оценивать соответствие нового текста нормам единого, постоянного дискурса («критика-1»), но и интерпретировать тексты безотносительно к устойчивым дискурсам («критика-3»); нередко ей приходится придумывать для нового текста новый, уникальный жанровый дискурс (см. § 21). Она вычитывает из текста реализованную в нем систему и тем самым полагает возможность других текстов, основанных на той же системе – возможно, эпигонских, но все же структурно определенных. Собственно, именно потому, что их возможность полагается в абстрактном виде критикой, они могут уже не получать конкретного воплощения, оставаясь чисто виртуальной возможностью. Формулируя в общем виде «поэтику» некоторого текста, критика тем самым избавляет культуру от необходимости тиражировать эту поэтику в дальнейших конкретных текстах. В традиционной модели творчества для того, чтобы утвердить, сделать опознаваемым и признанным некоторый художественный дискурс (жанр, стиль, «школу»), требовалось не только создавать его высшие образцы (шедевры), но и сопровождать их длинным шлейфом однотипных, вторичных текстов, демонстрирующих его бесконечную продуктивность; такие вторичные тексты могут быть даже более репрезентативны для данного дискурса, так как воплощают его в упрощенной форме, удобной для усвоения. Сегодня для утверждения новой формы творчества в принципе достаточно создать один новаторский текст плюс эксплицирующий его критический метатекст; сходным образом современное искусство обычно реализуется как выставочный проект – сочетание экспонатов выставки и комментирующего их каталога. Дальше такое произведение уже не нужно и даже нельзя повторять – получатся неполноценные копии, чисто технические продукты, создаваемые по заранее описанной модели. В эпоху «текстуальной» литературности критика служит ускорителем литературного развития: каждый новый тип творчества, едва появившись, тут же фиксируется ею как некоторый «жанр», который уже бесполезно разрабатывать дальше, и приходится опять искать нечто новое. Своим усилием интерпретации критика подстегивает процесс обновления форм; для того же служат и автометатексты, соединяющие в себе творчество и «само-критику».

Итак, в составе литературы есть не только тексты, но и дискурсы, открытые тексты или надтекстуальные типы; Ж. Женетт назвал их архитекстами (см. § 17). Они реализуются в закрытых текстах, но, читая такой текст, мы можем настраивать свое внимание не на него, а на жанр, серию или цикл, куда он входит. Дискурсы состоят из текстов, а каждый текст включается в какой-то дискурс (и может сам содержать в себе разные дискурсы).

Дискурс и текст можно определять как две вневременные категории, различающиеся лишь абстрактно и описывающие два уровня организации словесности. Однако в исторической перспективе их различие оказывается не умозрительным, а реальным: по этой оппозиции культура делит собственную продукцию на «текстуальную» и «дискурсивную» части. С течением времени первая из них выдвигается на центральное место, а вторая более или менее оттесняется на периферию, дисквалифицируется. Мотивировки дисквалификации могут быть разными – эстетическими (открытые тексты считаются упрощенными, стереотипными), этическими (их обвиняют в безнравственности), идеологическими (в них усматривают угрозу господствующим ценностям); но важны не эти мотивировки, а фундаментальное различие двух видов творчества. В своем самосознании литература не узнает самое себя: не отдавая себе в этом отчет, она выводит за свои рамки ряд собственных произведений, в ней есть некоторый «отверженный», не совсем признанный разряд фактов – и это не столько тексты, сколько дискурсы.