Теория механизмов и души

   -- Страшна только смерть. Но поскольку она неизбежна, бояться её глупо, -- ответил капитан известным афоризмом, и в голосе его опять отчётливо прозвучала ирония.

   В этот момент подал голос Мух, и я, на ходу поправляя капюшон и натягивая тяжёлые меховые рукавицы, направилась к нему, старательно отводя взгляд от распахнувшегося в брюхе дирижабля провала. Ту Трум уже впрягся в какие-то обвязки, держащие хрупкую и на вид ненадёжную конструкцию крыльев, и терпеливо ждал меня.

   Впрочем, Мух хоть и раздолбай, но не дурак, и он прекрасно понимал: если сейчас проявить нетерпение, всё закончится грандиозной головомойкой. Я так-то сдерживалась буквально из последних сил и общей сознательности.

   Несмотря на всё ещё кипящее раздражение, постепенно выветривающееся под напором страха, я понимала мотивы Миришира и даже в какой-то мере была ему благодарна. Да, он не предупредил заранее и огорошил сюрпризом в последний момент, и это неприятно. Но, с другой стороны, друг тем самым оставил мне всего несколько минут на страх, волнение и панику; а в противном случае я могла терзаться жуткими мыслями всю дорогу. Не уверена, что второй вариант предпочтительней.

   Пока пристёгивал меня какими-то ремнями к себе и летательному аппарату, Мух рассказывал о правилах поведения в воздухе и технике безопасности предстоящего перелёта. Я честно пыталась слушать и запоминать, но слова в голове не задерживались: поглощённый многочисленными страхами разум просто отказывался воспринимать лишнюю информацию. Кровь стучала в ушах, а руки дрожали, и оставалось только радоваться, что сейчас я выполняю функции груза и никакой созидательной деятельности от меня не потребуется.

   Тринда продолжал свою лечебную деятельность на протяжении всего полёта дирижабля. Я не бралась судить о её эффективности, но по крайней мере я уже вполне спокойно чувствовала себя без успокоительных даже во время сильной качки и не ждала каждое мгновенье, что дирижабль рухнет. Рассматривать пейзажи за окнами я по-прежнему опасалась и старалась лишний раз не выглядывать наружу, но, случайно сделав это, уже не впадала в панику, только замирала на мгновение, да ёкало что-то внутри. Была это заслуга доктора, или просто я привыкла и доверилась экипажу? Пожалуй, и то, и другое.

   Наверное, если бы не эти лечебные сеансы, сейчас я не дрожала бы от страха, а просто лежала в обмороке или билась в истерике. Это не дирижабль -- большой, тяжёлый, кажущийся безупречно надёжным и не так уж сильно пугавший меня с самого начала. Это крошечная и очень хрупкая конструкция, которая, кажется, развалится от первого же тычка. И летун, прогулке с которым я бы кроме шуток предпочла смертную казнь. А тем не менее -- стою вот и жду, пока этот самый летун подготовится к прыжку в пропасть...

   -- Готова? -- уточнил в конце концов Миришир.

   -- Нет, но что это меняет? -- философски отозвалась я.

   -- Не дрейфь, всё будет хорошо. Подогни ноги, нормально?

   Я послушно обвисла на пристяжных ремнях, после чего мужчина подхватил меня какой-то стропой ещё и под колени. К счастью, Мух закрепил меня лицом к себе, поэтому провал за спиной оказался не виден. Разглядывать в окружающем сумраке коричневую шкуру одежды на груди мужчины было гораздо приятнее, чем открытый люк. Ту Трум медленно и осторожно двинулся вперёд, а я на всякий случай зажмурилась и принялась мысленно повторять электрохимический ряд напряжений металлов, алгоритмы расчёта зубчатой передачи и защемлённой в разных местах балки и вообще всё, что только приходило в голову -- лишь бы не думать о происходящем.

   Вот сейчас Миришир зацепится крылом. Или какой-нибудь ремень не выдержит. Или порыв ветра нас снесёт. Или...

   Мы ухнули вниз. Сердце, напротив, подскочило к горлу, в глазах на мгновение потемнело.

   Правда, длилось это жуткое ощущение падения недолго. Что-то странно хлопнуло рядом, последовал сильный рывок, а потом плавно увеличилось натяжение строп, и я повисла на ремнях. Пугающе тонких, ненадёжных, слабых. Рукавицы мешали ухватиться за что-нибудь, и единственная надежда оставалась на эти стропы, врезавшиеся в тело. Впрочем, толстая шкура какого-то зверя Светлой стороны делала это давление безболезненным, а на фоне бушующего в крови адреналина -- так и вовсе почти незаметным, и подобное ощущение, как будто я вишу в воздухе без какой-либо опоры, только усиливало страх.

   Успокоиться и взять себя в руки я сумела далеко не сразу. Не знаю, сколько прошло времени, потраченного на борьбу со сбивающимся судорожным дыханием, паническими картинами неизбежного падения и мучительной смерти и прочими порождёнными напуганным разумом неприятностями, но постепенно страх начал отпускать. Время шло, ничего не менялось. Шелестел и посвистывал ветер, тихонько поскрипывали крылья. Мух взмахивал ими редко -- воздушные потоки несли нас в своих ладонях как пылинку, наш вес казался им ничтожным.

   -- Мы не падаем? -- уточнила у летуна, не спеша открывать глаза и оглядываться.