Ответ зависит от того, насколько положительно мы оцениваем прогресс. С одной стороны, бесспорно то, что сегодня – по крайней мере, в рамках западной цивилизации, понимаемой максимально широко – наша культура намного сложнее – в некоторых своих проявлениях – той, какой она была в прошлом. Человечество осваивает околоземную орбиту – так правильней, вести речь о космосе пока слишком преждевременно – изобрело компьютеры, заселило чуть ли не всю доступную ему территорию суши, а кое-где и мирового океана, построило многомиллионные города и мегаполисы. Это свидетельствует в пользу того, что комплексность теперь выше, чем когда бы то ни было раньше.
Однако, с другой стороны, именно в отношении нашего взаимодействия друг с другом процедуры и практики стали даже проще. Мы можем знать о тех, кто проживает за тысячи километров от нас, но не быть в курсе того, как зовут нашего соседа. Интеракции стали формальностью и максимально уплощились. Кроме того, мало кто разбирается в технологиях, но это нисколько не мешает ими пользоваться, как, впрочем, и всем остальным, что дарит нам современность.
На это можно резонно возразить, что наше коллективное знание о мире, да и устройство последнего намного сложнее любого предшествовавшего периода. В конце концов, у нас есть наука, небоскрёбы, Интернет, облачные сервисы и много чего ещё, и это не идёт ни в какое сравнение с тем, что было в прошлом – как отдалённом, так и ближайшем. Всё это так, однако есть одно «но». Не стоит забывать о том, что сегодня и людей больше, чем прежде. Т.е. продвижением прогресса – во всех его проявлениях и в нашем его понимании – занимается самое значительное число человек за всю историю.
Всякий раз, когда говорят о качественном переходе, нередко упускают из виду то, что за ним зачастую кроется количественная составляющая. Даже в тех случаях, которые вроде бы не вызывают подобного сомнения, всегда можно обнаружить работу больших цифр. Очевидно, что сегодня как никогда много людей занято в самых разных областях деятельности, что и даёт соответствующие результаты. Однако они не имеют почти ничего общего с тем, чтобы менять сущностную природу культуры, и она, что не удивительно, остаётся прежней. Но как это связано с посредственностью? Более непосредственно, чем кажется.
Колоссальные объёмы – в рассматриваемой ситуации размеры обществ и численность их членов – по самому своему определению состоят из серых личностей. Можно сколь угодно долго распинаться о достоинстве и ценности каждого человека – что активно и делается, и это вполне ожидаемо, ведь тому, что потеряло свою цену, всегда приписывается более существенная, чем когда-то была – но по факту мы давно описываем происходящее в статистических терминах, тем самым ясно и недвусмысленно давая понять, что индивиды не столь и важны – если нужны в принципе – как это довольно рутинно декларируется. В отличие от прошлого мы живём в куда более гомогенных и скучных социумах, состоящих по преимуществу из ничем не примечательных представителей нашего вида, которые стали возможны исключительно благодаря массовизации культуры.
Внимание – это ограниченный ресурс, за который сегодня идёт нешуточная борьба, и естественно подавляющее большинство в ней проигрывает. Отчасти нас спасает его поверхностность и непродолжительность, но его нельзя ослабить и сократить настолько, чтобы хватило всякому. Из-за этого у нас есть огромные и ничем не примечательные, по сути, толпы, становящиеся всё внушительнее и, как следствие, всё менее интересными, и небольшая прослойка тех, кто хотя бы как-то чем-то и какое-то время заметен.
Это не означает, что все получают по справедливости. Напротив, говорить о ней нынче бессмысленно – и так было более или менее всегда и везде, наш век в этом столь же последователен, как и прочие, об этом ещё пойдёт речь ниже. В некоторой степени, конечно, отдельные личности действительно заслуживают того с собою обращения, которое они на себе актуально испытывают, но, в общем и целом, внимание – это вопрос случая, который, как известно, слеп и крайне прихотлив. Но что представляют собой эти массы и какую роль они играют? Вкратце, они создают норму, которая как раз и приводит нас к определению посредственности.
В силу того, что у нас нет иных ориентиров, за исключением тех, что предоставляют нам окружающие, мы выводим обычное из наиболее частотного. Разумеется, от того, что так принято или считается, оно не становится истинным, но с практической точки зрения оно более чем функционально. Суть состоит в том, чтобы не отличаться и думать также, как и остальные – и опять же это не современное явление, но то, что свойственно человеку в принципе.